«...И места, в которых мы бывали»

Прожагин Леонид Георгиевич

— Есть на западе пластовые тела.

Сухоруков решил добить министра:

— Нина, принеси мой рюкзак.

Та с готовностью выполнила распоряжение. Леонтий пошарил в рюкзаке и вытащил небольшой мешочек с образцом. Видимо, хорошо знал его на ощупь. Он развязал мешочек и протянул камень Малышеву:

— Вот, смотрите, это же настоящий пегматит!

Поясню, что пегматит, или письменный гранит, он же «еврейский камень», самая «кислая» разновидность гранита, что и хотел подчеркнуть Сухоруков. И добавил:

— Видите, сколько в нем кристаллов ильменита. Какие уж тут базальты.

Но

упрямый «спец» не сдался:

— Эго довольно часто встречающееся исключение, которое только подтверждает правило. Но такого у меня нет. Если подарите, буду очень благодарен. Великолепные правильные кристаллы. Тоже, кстати, доказательство того, что ильменит здесь чуждый. Он кристаллизовался раньше всего остального.

Леонтий великодушно буркнул:

— Пожалуйста, берите. А мы этого добра наберем сколько угодно. Да и что ильменит! Девчата на бутаре золота граммов по сто намывают за день. И себе на зубы да на кольца самородочки по ногтю выбирают. Знаю, что не положено, но разве удержишь. Нина, покажи.

Та полезла в карман брюк и вытащила крохотный мешочек.

Развязала его и высыпала себе на ладонь с десяток бесформенных комочков-золотин по сантиметру размером. Пасашникова сказала:

— Нашли чем хвастаться. Только милиции нам здесь не хватало. Основной их намыв, золотой песок, наши минералоги взвешивают и приходуют, как положено.

Малышев только пожал плечами:

— Ваше дело, сами и разбирайтесь.

Беседа иссякла. Пора было обедать, но что-то заело у поваров. Сухоруков заругался на них и приказал Нине взять все в свои руки. Она пообещала через десять минут подать супчик картофельный и тушеных рябчиков с черемшой.

Малышев уже давно косился на выглядывавшие из прибрежных кустов темно-серые камни. Он достал из своего рюкзака геологический молоток и пошел к камням. Молоток был заграничный, с небольшой, обтянутой пупырчатой резиной металлической рукояткой, не чета нашим грубым изделиям экспедиционного коваля. Мы сами их насаживали на почти метровые березовые ручки. Я, честно говоря, позавидовал ему белой завистью, ведь хороший инструмент — залог хорошей работы.

Изящный молоток вскоре застучал по камням, а потом послышался голос его владельца:

— Трофим Яковлевич, будьте добры, пожалуйте сюда.

Несмотря на супервежливую форму, это приглашение звучало категорическим приказом. Корнев, хотя и был грузноват, легко подскочил и помчался, как говорится, на полусогнутых. Из кустов послышалось какое-то бубнение с явным преобладанием голоса Малышева. Затем Корнев вылетел из кустов с осколком камня в руках. А Малышев перешел на выступающий в нашу сторону камень и уселся на него верхом, благо форма камня располагала к этому — он был похож на большую бордюрную плиту.

Вид у министра был торжествующий, и он кричал вслед Корневу:

— А вы говорите «граниты»!

Трофим подошел поникший и протянул нам кусок почти черного камня:

— Смотрите, габбро.

Это действительно было габбро, то есть темноцветная кристаллическая основная порода. Особенностью же именно этого габбро было то, что оно было полным-полно ильменитом, но не в кристаллической форме, как

в сухоруковском образце, а в виде сливного фона. А в нем сидели кристаллики полевых шпатов и пироксенов. Малышев оказался целиком прав, и уже в начале зимы прямо на берегу Енисея в упоминавшихся Корневым амфиболитах мы нашли богатую ильменитовую руду.

Розка

«Нас было трое на челне», но, в отличие от известной юмористической повести Дж. К. Джерома, считая собаку, поскольку она, как вы дальше увидите, была главной героиней этой истории.

А получилось все так. В 1955 году наш поисковый отряд работал на востоке Красноярского края на реке Тасеевой, которая впадает в Ангару слева, а сама образуется от слияния двух рек — Чуны (она же Уда и на ней стоит город Нижнеудинск) и Бирюсы (она же Она, а на этой стоит Тайшет). Задачей нашей было найти месторождение титана, но это было, как и все тогда, строго секретно. Нашли мы алмазную трубку, первую в этом районе, но ни орденов, ни даже «большого спасиба», как сказал один из нас, не получили.

Но вернемся к собаке. Она принадлежала к известной всем породе «надворный советник», проще говоря, дворняжка. Приблудилась на одной из остановок, пока мы плыли по Ангаре и Тасеевой на барже. Баржу буксировал теплоход «Геолог» под командованием капитана Железняка.

Так вот, кличка собаки была точно по ней — Розка. Это было рыжее существо с удивительным розовым оттенком в окрасе. Возраст, как определили наши знатоки, — месяца четыре. И, как все щенки, озорна и страшно любопытна, что, собственно, и привело ее на нашу баржу.

Когда пришли на место высадки и выгрузились, ее уже нянчили почти все, особенно горняки, которые и хотели взять ее в тайгу. Однако эту задачу разрешила она сама: стала ходить с моей группой. В группе были: старый ангарец Валентин Зиновьевич Кулаков, или просто дядя Валя, в качестве промывальщика, да я, студент-практикант на должности коллектора. Работа наша состояла в промывке песков по речкам и ручьям на лотке, каким старатели моют золото. Нам же нужно было намывать, если, конечно, он попадется, минерал ильменит. Предполагалось, что потом уже на базе его подробно исследуют.

До мест работы по большим рекам мы добирались в лодке с таким порядком размещения: на носу, на специально сделанном дядей Валей сиденье, — Розка, в середине на веслах — я, а на кормовой сидушке с рулевым веслом в руках наш шкипер, дядя Валя. Такой же порядок сохранился, когда мы шли бичевой вверх по реке. Дядя Валя оставался на руле, я впрягался в бичеву и тащил лодку со всем, что в ней было, а Розка бежала впереди и удовлетворяла свое ненасытное любопытство.

В рабочих походах, когда мы вели промывку, тот же порядок был уже просто обязательным: Розка проверяла, нет ли истинных или мнимых врагов впереди, я с картой и компасом следил, где мы есть, и выбирал места промывки проб, а дядя Валя с лотком и лопатой набирал и промывал эти пробы. Поскольку в геологии принято, что головным идет руководитель, получалось, что наш начальник — Розка. Посмеивался над этим весь отряд, пока мы не влипли в Моктыгину.