...Либо с мечтой о смерти
Шрифт:
— А я утверждаю, что у гения голова в облаках, ступни же при этом могут месить зловонную грязь. Больше того, если человек гениален или очень талантлив, что практически то же самое, то одно из трех: или он алкоголик, или большая сволочь, или эгоцентрик, каких поискать. Два и даже все три эти качества вполне могут сочетаться в одной особи. А вы что думаете на этот счет, Норди? — Джекоб повернулся ко мне с оживленной усмешкой, не переставая работать пальцами.
— Забавно, — я отложил сеть, так как нудная работа отвлекала от мыслей, понесшихся вскачь. — Сегодня с утра ищу собеседника,
— С Марой, конечно? — догадался русский.
— Вряд ли на острове есть еще один гений.
— Как сказать… — туманно улыбнулся он.
— Крупное злодейство? — Ниц подался ко мне в волнении, едва не соскользнув с кормы. — Какое именно?
Я вкратце пересказал то, что вывалила на меня Мара. К чему хранить тайну, если она уже вышла за пределы меня — к Юдит? Хуже не будет. А услышать мнение именно этих людей крайне интересно. Особенно русского чудака.
— Вы меня не удивили, Норди, — откликнулся Джекоб, когда я замолчал. — Чего-то в этом роде я ждал. И о бывшем любовнике и нынешнем пленнике наслышан, правда, самым краешком уха. Так что, двое против одного, Ниц! — Он повернулся к старику. — Доводы убедительные. Мара не алкоголичка, но большая сволочь с зашкаливающим за все пределы эго. Моя формула работает. Что поделать: черная земля наиболее плодородна.
— Хорошо сказано. Это ваш афоризм, Джекоб, или кого-то из великих?
— Не имею привычки цитировать, — русский бросил веселый взгляд на Ница, чье лицо медленно приобретало странное выражение: на нем отражалась борьба двух чувств — сомнения и отвращения.
— Атман есть Брахман, — глухо пробормотал старик. — Если будет уничтожена одна душа, то может начаться цепная реакция, и одна за другой погибнут все души. Тогда и Брахман погибнет. Бог будет уничтожен!
— Что вы трясетесь, Ниц, — насмешливо осадил его Джекоб. — Разве не ваш кумир провозгласил, что Бог умер? Причем давно. И разве не вы с пеной у рта кричали лишь пару месяцев назад, что Творец сдох, осознав свою бездарность и бессилие?
— Нет-нет, — нервничая, Ниц сдернул шапку и затряс седыми крыльями. — Это не тот Бог умер. Не вселенский Творец, но лишь демиург нашей планеты, малодушный и мстительный Иегова. Он же Йалдабаоф гностиков.
— Но тогда вы имели в виду Творца вселенной, — возразил русский.
— Так что же? «Змея, которая не может сменить кожу, погибает. Так же и дух, которому не дают сменить убеждения: он перестает быть духом».
— Упаси вас боже от такого! — Джекоб взмахнул рукой, не заметив, что еще больше запутал леску. — Меняйте убеждения хоть трижды в день, я первый брошу камень в того, кто вас за это осудит. Но мы отошли от темы. Мою мысль легко подтвердить примерами из искусства. Вы любите искусство, Ниц?
— «Искусство дано нам для того, чтобы мы не погибли от правды», — печально и веско изрек старик.
— Хорошо сказано! Значит, любите. К примеру, читать?
— «Из всего написанного люблю я только то, что пишется своей кровью. Пиши кровью — и ты узнаешь, что кровь есть дух. Нелегко понять чужую кровь: я ненавижу читающих
— Абсолютно согласен. И я терпеть не могу читающих бездельников, — заверил его Джекоб. — Но вам не кажется, что наш диспут, мягко говоря, буксует?
— Кажется. И причина тому проста: мы смотрим в разные стороны. «Вы смотрите вверх, поскольку вы стремитесь подняться. А я смотрю вниз, ибо я поднялся».
Джекоб выразительно и шумно вздохнул.
— Пожалуй, я оставлю вас, господа, — произнес с любезной улыбкой старик. — Устал, замерз, да и дела, знаете ли. Спасибо вам, Норди, за крайне интересную и ценную информацию!
— Наш общий любимец сильно изменился, не находите? — Джекоб, прищурившись, наблюдал за удаляющейся длинной фигурой в свитере и неуклюжих сапогах.
От былого аристократизма в ней осталась разве что осанка, да еще развевающаяся из-под нелепой шапки длинная серебристая прядь.
— Да, но к лучшему. Бодр, энергичен, стал меньше цитировать.
— Последнего не заметил! — фыркнул Джекоб. — Скорее наоборот. И еще он явно что-то замышляет.
— Вы находите?
— Думаю, вскоре нас всех поджидает сюрприз. У меня нюх на такое.
— Что ж, — я усмехнулся. — Сюрпризы разнообразят унылую монотонность жизни.
Джекоб расхохотался.
— Ну, вы и сказанули, Норди! Это жизнь на Гиперборее уныла и монотонна? В таком случае, вы и в аду заскучаете.
— Пожалуй, вы правы. Не знаю, как там в аду, но здесь достаточно интересно. Пока, во всяком случае.
— Дальше будет еще интереснее, — заверил он. — Нет, но какова наша Пчеломатка! Бросил, не оценил знойных прелестей ничтожный сопляк, значит, мы выкинем миллионы, мы напряжем самые креативные мозги на планете, чтобы прижать сопляка к отполированному ноготку и раздавить, как вошь.
Я поморщился: сравнение пусть даже самого ничтожного человека с вошью не показалось мне удачным.
— Бросьте кривиться, неженка! — не унимался русский. — Не станете же вы утверждать, что вам жаль подонка, зарезавшего двух человек? Если кто и достоин полного небытия, то именно он. А не, скажем, юная дурочка Юди.
— Но если будет найдена техника аннигиляции души, Юдит будет второй.
— А, бросьте! — он пренебрежительно махнул рукой. — Техника не будет найдена, а если и будет, то нескоро. За это время мы сообща сумеем переубедить малышку. Вы ведь неровно дышите к ней, да, Норди? Пылкие чувства разжигают красноречие.
Я покраснел.
— Я уже говорил вам, Джекоб, что Юдит похожа на мою дочь. И лишь потому я обратил на нее внимание.
— Ах да, я и забыл! Простите, — лукавая усмешка противоречила смиренному тону. — Но если вернуться к теме злобности гениев, то она преследует меня всю жизнь. Вы согласны поговорить вдвоем, без сумасшедшего старца?
Я кивнул.
— Видите ли, Норди, я был знаком с изрядным количеством талантов — с кем-то приятельствовал, с кем-то вместе тусил, с кем-то только раскланивался. Подобное притягивается к подобному, это естественно. И не встречал среди них ни одного праведника или просто приличного во всех отношениях человека.