...Специального назначения
Шрифт:
* * *
В конце декабря начальника штаба бригады подполковника Тихомирова вызвали в Москву и назначили преподавателем Военно-инженерной академии.
— Кого будем рекомендовать вместо Тихомирова? — спросил командир бригады, беседуя со мной и замполитом майором Коробчуком.
— Может, из штаба инжвойск пришлют? — предположил Коробчук.
— Обойдемся без варягов, — отрезал Иоффе. — Но кого из наших? Достойных кандидатур было три: командиры батальонов Соколов, Гасенко, Ванякин.
— Ванякин окончил полный курс Военно-инженерной академии… — начал было я.
—
В конце концов остановились на кандидатуре капитана Г. Н. Соколова. Он хоть и не «академик», зато имеет огромный боевой опыт, человек выдержанный, спокойный — именно таким должен быть начальник штаба.
Вызвали Соколова, сообщили о нашем решении. Капитан взмолился:
— Я человек войсковой, штабной работы не знаю. Не справлюсь. Отпустите в батальон.
— Ладно, — прервал Иоффе. — Принимайте дела. На первых порах поможем… Батальон сдадите Фролову!
С тех пор до победного мая 1945 года начальником штаба бригады был Георгий Николаевич Соколов. И мы не пожалели о принятом решении.
* * *
Бои по уничтожению гитлеровской группировки, окруженной под Сталинградом, шли не затихая ни днем, ни ночью. Каждый раз после посещения батальонов меня охватывало чувство гордости за наших людей, в труднейших условиях снимавших тысячи мин, фугасов и сюрпризов. Разминировать приходилось на морозе, под пронизывающим до костей холодным ветром. С величайшей осторожностью снимался лопатой верхний слой промерзшего грунта, а затем руками разгребали ледяную землю. Отогревали руки собственным дыханием или на груди под гимнастеркой.
Утром 2 февраля 1943 года я вышел из землянки и увидел над головой чистое синее небо с редкими белыми облачками. Кругом тишина. Почему не слышно выстрелов? Проходит минута, вторая, третья… десятая… Тишина! Неужели с гитлеровцами под Сталинградом покончено? Огромная радость вливается в сердце: выстояли и победили!
По дорогам на восток тянутся бесконечные колонны пленных. На запад уходят автомашины с войсками. Гусеничные тракторы тащат тяжелые орудия. Скоро они опять будут громить врага…
А мы остаемся под Сталинградом. Для минеров здесь битва еще не кончилась. Предстоит выполнить огромную работу по разминированию бывших полей сражений. Мин в многострадальной земле осталось большое количество. Наши, немецкие, румынские, венгерские…
В разминировании участвовали все батальоны бригады. Уже в середине февраля начал таять снег. Это, конечно, облегчило труд минеров, ибо очень трудно обнаружить мину, занесенную снегом. Но теплая погода принесла нам и неприятности — развезло дороги. Поддерживать сообщение с батальонами можно было только с помощью гужевого транспорта. Во время распутицы я ездил в батальоны на коне по кличке Бой. Правда, одна из таких поездок чуть было не оказалась для меня последней.
Дело было недалеко от поселка Вертячий. Еду. Солнышко пригревает. От земли пар идет. Невольно подумалось: «Самый раз пахать». Вдруг замечаю небольшие бугорки, разбросанные по полю в шахматном
От волнения крикнул Бою: «Стой!» Не понял конь. «Тпру!!!» Остановился. Осторожно слез с коня. Обернулся и похолодел: задняя левая нога Боя стояла на мине. Осторожно, ступая в следы коня, вышел с минного поля. Конь тем временем как вкопанный стоял на месте. Позвал его, и умный конь, будто понимая грозящую опасность, тоже осторожно ступая, вышел с минного поля.
Для проверки хода разминирования Сталинграда и его окрестностей из Москвы прилетел генерал-полковник Е. А. Щаденко. М. Ф. Иоффе вызвали к нему на доклад. Вернулся Михаил Фадеевич сильно расстроенный и непривычно возбужденный.
— Понимаешь, Виктор Кондратьевич, Щаденко крайне недоволен темпами работы. Я попытался объяснить наши трудности. Какое там! Слушать ничего не хочет…
Однако были и приятные события. Утром 1 апреля 1943 года я сидел в землянке и просматривал штабную документацию. Негромко лилась музыка из трофейного радиоприемника. Когда в полдень начали передавать последние известия, прислушался краем уха. И вдруг голос диктора произнес:
«…За проявленную отвагу в боях за Отечество с немецкими захватчиками, за стойкость, дисциплину, организованность, за героизм личного состава преобразованы: 16-я отдельная инженерная бригада в 1-ю гвардейскую инженерную бригаду. Командир бригады подполковник Иоффе Михаил Фадеевич…»
От радости даже дыхание перехватило. Может, ослышался? Да нет, вроде все отлично слышал. Вспомнил, что недавно при разговоре в штабе инженерных войск Донского фронта А. И. Прошляков обмолвился: «За успешные боевые действия под Сталинградом ваша бригада представлена к званию гвардейской!» Мы тогда подумали, что представление представлением, его могут и не утвердить. Постепенно разговор с Прошляковым стал забываться…
Я побежал в землянку штаба бригады. Там над картами склонились Иоффе, Соколов и несколько офицеров. Еще в дверях не удержался:
— Поздравляю, гвардейцы! Мы — гвардия!
— Кто сказал? — довольно сердито поинтересовался Иоффе. — Если первоапрельская шутка, то неудачная. Такими вещами не шутят!
— Да нет, сам только что по радио слушал.
Никто в бригаде не слышал этого сообщения. Позвонили в штаб инженерных войск Донского фронта. Там тоже ничего не знали.
Но на следующий день получили официальное подтверждение и поздравительную телеграмму от начальника инженерных войск Красной Армии генерала М. П. Воробьева.
По случаю присвоения бригаде звания гвардейской в Паншино был устроен парад. К нам приехали многочисленные гости из штаба фронта, в том числе А. И. Прошляков и З. А. Концевой, а также из 65-й армии, вместе с которой мы действовали под Сталинградом. Были и представители начальника инженерных войск Красной Армии — генералы А. Я. Калягин и Н. П. Баранов. Взоры почти всех присутствовавших были обращены на Калягина — на его плечах горели золотые генеральские погоны. Такие мы видели в первый раз.