1 АВГУСТА 1914

Яковлев Николай Николаевич

Снова преувеличение. Даже ничтожный царь в ответ на внушения царицы следовать указаниям «божьего человека» твердо отвечал (письма относятся к 1916 году): «Мнения нашего Друга о людях бывают иногда очень странными… поэтому нужно быть осторожным, особенно при назначении на высокие должности». И в другом письме: «Только прошу тебя, не вмешивай нашего Друга. Ответственность несу я и поэтому желаю быть свободным в своем выборе». Переписка августейшей четы, конечно, не предназначалась для посторонних глаз, а в стране усилиями буржуазии складывалось твердое убеждение, что царь — . марионетка в руках Распутина.

Был ли «Черный блок»?

С осени 1915 года, начав «новый курс», царь обрушился на министров, осмелившихся иметь свое мнение. Из восьми министров,

подписавших августовское письмо, были уволены двое, вскоре та же судьба настигла остальных шесть. Вот и представляется случай определить размеры влияния Распутина Накануне заседания кабинета, когда началась министерская чехарда, а Совет Министров превратился в «кувырк-коллегию», императрица пишет Николаю II: «Не забудь подержать образок в твоей руке и несколько раз причесать волосы его гребенкой перед заседанием министров». Распутин телеграфирует царю: «Не опоздайте в испытаниях, прославит Господь своим явлением».

Столь уместными и эффективными мерами царь оборонялся против «общественности», донельзя разъяренной неудачей с правительством «доверия». В сентябре — октябре 1915 года буржуазия переставляет акценты в своей пропаганде. Если раньше утверждалось, что верховная власть не может вести войну без помощи «общественности», то теперь на первое место выдвигается обвинение — самодержавие и не помышляет о победе, а готовит постыдное предательство дела Антанты — сепаратный мир с врагом.

Накануне открытия земского съезда в Москве в сентябре 1915 года в доме Челнокова состоялось негласное сборище лидеров недавнего Прогрессивного блока, на котором присутствовали Львов, Гучков, Милюков, Шингарев, Коновалов и другие. На тайном толковище было сделано великое открытие — правительство де находится во власти «Черного блока»! Стоящие за ним «темные силы» спят и видят сепаратный мир с кайзером. За это Горемыкин и ряд членов кабинета. С великолепной последовательностью на совещании утверждалось, что отстранение великого. князя Николая Николаевича – доказательство дьявольских козней «Черного блока». Отсюда задача «общественности» — сохранять хладнокровие, избегать разногласий в своей среде, которые только помогут «Черному блоку» осуществить его сатанинские замыслы, на каждом шагу разоблачать намерения правительства. Отныне, вплоть до февральской революции, борьба против «Черного блока» и «темных сил» –знамя и боевой клич буржуазии.

Изо дня в день повторялись утверждения, что правые оказывают сильнейшее давление на царя – пойти на «позорный мир» с Германией. Назывались «факты» – записка правых со 150 подписями в пользу мировой с Берлином. Говорили об этом официально в Думе, но без единой фамилии. Муссировали слухи о тайных переговорах с Вильгельмом II.

Но уже к 1915 году в Германии четко и внятно прокричали на весь мир о целях войны. Пангерманский союз, объединивший многие шовинистические организации, выдвинул программу сверханнексий. Президиум союза постановил в числе «военных целей» Германии – захват Польши, Литвы, Белоруссии, Прибалтики и Украины для поселения немецких крестьян. Обязательным условием аннексии земель в России — «очищение их от людей», т.к. Германии нужны свободные территории. 20 июня 1915 года на съезде ученых, дипломатов и высших чиновников в Доме искусства в Берлине принимается «меморандум профессоров», подписанный 1 347 участниками сборища, в котором подводилась «научная» база под грабительскую программу.

Вслед за горлицким прорывом канцлер Бетман-Гольвег выступил 28 мая 1915 года в рейхстаге с декларацией правительства о внешней политике. «Опираясь на нашу чистую совесть, на наше правое дело и на наш победоносный меч,— говорил он – … мы должны оставаться твердыми до тех пор, пока мы не создадим все только мыслимые гарантии полной безопасности, чтобы никто из наших врагов – ни в отдельности, ни совместно – не осмелился опять начать вооруженный поход». Добрые немецкие историки тут же обосновали «право» Германии диктовать своим соседям. Всемирно известный профессор Берлинского университета Ф. Мейнеке в июле 1915 года звал «отбросить назад Россию и приобрести новые земли для заселения немецкими крестьянами» и т д. О каких переговорах с врагом, преследующим такие цели, могла быть речь? Тем

не менее как из рога изобилия сыпались сплетни и пересуды, каждая выдумка похлеще предыдущей. Обвинения сосредоточивались в основном на «немке» – императрице. Слова думцев и инсинуации из земско-городской среды принимались на веру — разве не было Мясоедова? Дальше — больше. Жена Родзянко в письме Юсуповой со слов некоего офицера сообщает убийственные сведения: «На фронте говорят, что она (царица) поддерживает всех шпионов-немцев, которых, по ее приказанию начальники частей оставляют на свободе».

Генерал Селивачев (генерал!) пометил в дневнике сразу после февральской революции: «Вчера одна сестра милосердия сообщила что есть слух, будто из Царскосельского дворца от государыни шел кабель для разговора с Берлином». Не только пометил, но и прокомментировал: «Страшно подумать о том, что это может быть правдой – ведь какими жертвами платит народ за подобное предательство!» Конечно, никогда не обходились без поминания Распутина. «Вечернее Время» таинственно сообщала, что «старец», окруженный немецкими шпионами, проповедует сепаратный мир.

Доказательства? Чрезвычайная следственная комиссия Временного правительства, работавшая по горячим следам после крушения царского режима, домогалась их, дабы документально подтвердить недавние обвинения, исходившие от лиц, оказавшихся в 1917 году у власти. Вышел порядочный конфуз – существования «Черного блока», связанного с Германией, обнаружить не удалось. Блефом оказались и сведения о тайных переговорах с Германией. Документы внешнеполитического ведомства Германии, оказавшиеся доступными исследователям после второй мировой войны, не содержат каких-либо данных о серьезных связях царского режима с Германией в годы той войны. Берлин действительно пытался зондировать почву в направлении заключения мира с Россией, но, горестно комментировал Бетман-Гольвег в письме Фердинанду Баварскому в октябре 1916 года, все поползновения в этом направлении отозвались на берегах Невы «эхом насмешек».

Хотя в России были крайне правые элементы, сокрушавшиеся по поводу войны с Германией, как оплотом монархического принципа (существование их и воодушевляло Берлин на затеи в области тайной дипломатии), царизм всерьез не помышлял о сепаратном мире. Он не мог встать на этот путь, с достаточной проницательностью писал В.И. Ленин, «по соображению о том, что при теперешнем состоянии России ее правительством могли бы тогда оказаться Милюков с Гучковым или Милюков с Керенским» [7] .

[7] Ленин В.И. Поли. собр. соч., т. 30, с. 243.

Лидеры российской буржуазии, поднявшие крик по поводу «Черного блока», конечно, не верили в его существование Они неплохо знали истинное положение вещей, хотя бы по личному опыту. И если уж говорить о том, кто был связан с Германией, то в первую голову представители торгово-промышленных кругов. Родзянко и Гучкова с достаточными основаниями обвиняли в покровительстве немецкой фирме «Проводник». За передачу сведений о русском военном флоте по обвинению в государственной измене было привлечено к ответственности правление страхового общества «Россия», в котором заседал тот же Гучков…

За дымовой завесой инсинуаций в адрес «темных сил» буржуазия собирала собственные силы, в ее представлении светлые. Работа шла по многим направлениям, но, высказывает мнение Мельгунов, «масонская ячейка и была связующим как бы звеном между отдельными группами «заговорщиков» – той закулисной дирижерской палочкой, которая пыталась управлять событиями».

Масоны высоких степеней Н.В. Некрасов, А.Ф. Керенский, В.А. Оболенский широко раскидывают вербовочные сети, заманивая в них людей влиятельных, независимо от партийной принадлежности. Сверхидея такого подбора очевидна — быть «наверху» при любой раскладке сил. Больше того, как заметил Керенский, «острые столкновения мнений иногда наблюдались между членами одной и той же партии по таким жизненным проблемам, как национальный вопрос, форма правления и аграрная реформа. Но мы никогда не позволяли этим разногласиям подрывать нашу солидарность».