1 декабря 1941 года

Annotation

Крылов Алексей Николаевич

Крылов Алексей Николаевич

1 декабря 1941 года

...30 ноября 1941 года немецкий солдат Вильгельм Эльман послал из одной подмосковной деревни своей девушке письмо, в котором жаловался на судьбу: "Моя любимая Цылла. Это странное письмо никакая почта никуда не доставит, и я решил отправить его со своим раненым земляком, ты его знаешь - это Фриц Заубер. Мы вместе лежали в полковом лазарете, и теперь я возвращаюсь в строй, а он едет на родину. Пишу письмо в крестьянской хате, все мои товарищи спят, а я несу службу. На улице страшный холод, русская зима вступила в свои права, немецкие солдаты очень плохо одеты, мы носим в этот ужасный мороз пилотки, и все обмундирование у нас летнее. Каждый день приносит нам большие жертвы. Мы теряем наших братьев, а конца войны не видно и, наверное, не видеть мне его. Я не знаю, что со мной будет

завтра, я уже потерял все надежды возвратиться домой и остаться в живых. Я думаю, что каждый немецкий солдат найдет себе здесь могилу. Эти снежные бури и необъятные поля, занесенные снегом, наводят на меня смертельный ужас. Русских победить невозможно..."

Удар по армиям центра Западного фронта силами 4-й полевой армии немецко-фашистское командование намечало нанести после глубоких прорывов ударных группировок на флангах советских войск. Пока же оно здесь предпринимало активные сковывающие действия ограниченными силами с целью форсировать реку Нара. 19 ноября гитлеровцы развернули наступление против правого фланга 5-й армии, а 21 ноября внезапно атаковали правый фланг 33-й армии. Потерпев здесь неудачу, они решили прорвать оборону 33-й армии на наро-фоминском направлении, чтобы открыть себе путь на Москву с запада и вместе с тем оказать содействие северной и южной группировкам. Гитлеровский генерал Клейст впоследствии говорил: "Надежды на победу в основном опирались на мнение, что вторжение вызовет политический переворот в России... Очень большие надежды возлагались на то, что Сталин будет свергнут собственным народом, если потерпит на фронте тяжелое поражение. Эту веру лелеяли политические советники фюрера"

Генера-фельдмаршал фон Клюге, командующий Четвертой полевой армией в составе Группы Армий "Центр", 28/11/1941 писал:

"...Фон Бок очень недоволен. Я его понимаю. Но что делать, если моя армия растянута на фронте почти в триста километров, оперативные резервы исчерпаны, температура воздуха падает до минус сорока-сорока двух градусов, я теряю каждый день в четыре раза больше людей обмороженными, чем убитыми и ранеными. Мороз заменяет русским по крайней мере четыре полнокровных корпуса. Подвоз топлива в передовые части черезвыйчайно затруднен. Но фон Бок прав - мои XX-ый армейский и LVII-ой танковый корпуса нависают над флангом русских, их 5-ой и 16-ой армий, удерживающих позиции на линии Дмитров-Яхрома-Крюково-Дедовск. Фон Бок настаивал на создании "мощного подвижного резерва", притом заявив мне, что "не следует рассчитывать на ресурсы Командования Группы Армий". Мне ничего не остается делать, как отдать приказ отвести с передовой всю 19-ю танковую дивизию, пополнить ее, насколько возможно, направив туда все исправные машины из ремонтных парков. 20-я танковая дивизия остается удерживать фронт. Она понесла тяжелые потери, но контратаки русских, бесспорно, сдержит. Что делать, у меня после почти двух недель наступления сего одна полнокровная танковая и одна моторизованная дивизии! И с этими силами я должен наступать! О, что за горькая насмешка над самой идеей "решающего наступления"!..

...Только что разговаривал с Гриффенбергом. 20-я танковая может получить пополнения к 3-му декабря, но ждать так долго нет никакой возможности. По данным разведки, за восемь последних дней Жуков перебросил против наших Третьей и Четвертой танковых армий из состава противостоящих мне сил четыре пехотных, две кавалерийских дивизии, три танковых бригады, два отдельных танковых полка. Они заменены, как уверил меня Гриффенберг, ополченцами, стариками и молодежью, зачастую даже не обмундированных и не прошедших вообще никакого обучения. Все это, по идее, должно облегчать нашу задачу. И, наверное, я с большей уверенностью смотрел бы в будущее, если бы не этот проклятый мороз.

Вызвал на связь Матерну. Его оптимизму можно только позавидовать. Говорит, что его солдаты успели глубоко зарыться в землю, спасаясь от холодов, и хорошо бы одним прыжком оказаться прямо в Москве, не хочется мерзнуть в пригородах. Вот шутник!.. Он не сомневается в успехе, особенно, если морозы спадут хотя бы до минус двадцати. Ему удалось дать 3-ей моторизованной дивизии почти неделю отдыха, что позволило ввести в строй практически все танки, за исключением безвозвратных потерь.

Матерна молодец, нечего сказать. Если все окончится благополучно, представлю его к Железному кресту.

Потом о разговоре попросил Кунтцен. Разумеется, все, о чем мог говорить этот танкист, было "ну когда же наконец придут пополнения для 20-й дивизии". Сильно жаловался на условия. Говорил, что в корпусе осталось не большее сорока исправных танков. Просил срочно помочь резервами. Как всегда, проблемы с горючим. Танкисты вынуждены чуть ли не всю ночь держать моторы работающими. Перерасход топлива чудовищный, а ведь каждую цистерну приходится катить чуть ли не на руках.

Кнутцена мне пришлось огорчить. Сказал, что надо особо готовить к наступлению 19-ю танковую. Все отдельные танковые части передать в ее состав. Слить горючее из тех машин, что не будут использованы, произвести выемку боеприпасов. 19-я дивизия должна иметь крайний срок к 2 декабря в строю минимум сто танков. На 20-ю дивизию рассчитывать нечего, сказал я ему. Забрать оттуда все, что может передвигаться и ввести бой. Если мы добьемся успеха - так только за счет внезапности, и того, что русские явно не ожидают нашей атаки. За последнее время они осмелели настолько, что контратакуют сами - особенно к югу, в районе Малоярославца, в полосе 12 и 13 армейских корпусов. Разумеется, ничего серьезного добиться они не могут. Однако это отвлекает мои силы с главного направления..."

30 ноября ночью на Воробьевых горах и в Нескучном саду был высажен десант, задача которого состояла в том, чтобы выкрасть Сталина. Это, конечно, были только одиночные вылазки, к тому же еще и закончившиеся неудачами, но и сам фронт на северо-западном направлении проходил в те дни менее чем в 20 километрах от тогдашней границы Москвы (а если считать от нынешней ее границы - то вообще в 10 км) и всего в 30 километрах от Кремля! Речь идет в первую очередь о расположенном по Савеловской железной дороге поселке Красная Поляна и окрестных деревнях, где уже были установлены тяжелые артиллерийские орудия, из которых можно было обстреливать Кремль. Известный супердиверсант штандартенфюрер СС Отто Скорцени вспоминал уже после войны: "Нам удалось достичь небольшой деревеньки примерно в 15 километрах северо-западнее Москвы... В хорошую погоду

с церковной колокольни была видна Москва". А "летописец" 2-й танковой дивизии вермахта записал 2 декабря 1941 года: "Из Красной Поляны можно в подзорную трубу наблюдать жизнь русской столицы". Кстати, в эту дивизию уже завезли к тому времени парадное обмундирование для победного шествия по Красной площади. 29 ноября Гитлер вообще объявил, что "война в целом уже выиграна". В этом были убеждены и многие из находившихся под Москвой немецких солдат. Так, например, штабной офицер Альберт Неймген писал в письме домой (это письмо приводит в своей блистательной книге выдающийся русский историк Вадим Кожинов): "Дорогой дядюшка!.. Десять минут назад я вернулся из штаба нашей пехотной дивизии, куда возил приказ командира корпуса о последнем наступлении на Москву. Через несколько часов это наступление начнется. Я видел тяжелые пушки, которые к вечеру будут обстреливать Кремль. Я видел полк наших пехотинцев, которые первыми должны пройти по Красной площади. Это конец, дядюшка, Москва наша, Россия наша... Тороплюсь. Зовет начальник штаба. Утром напишу тебе из Москвы..." Герр Неймген несколько поторопился. Битва за Красную Поляну продолжалась около двух недель. Бывший начальник отдела печати германского министерства иностранных дел Пауль Шмидт, располагавший весьма солидной информацией, в изданной в 1963 году книге "Предприятие Барбаросса" писал: "В Горках, Катюшках и Красной Поляне... почти в 16 км от Москвы вели ожесточенное сражение солдаты 2-й венской танковой дивизии... Через стереотрубу с крыши крестьянского дома на кладбище майор Бук мог наблюдать жизнь на улицах Москвы. В непосредственной близости лежало все. Но захватить его было невозможно..." Вот так: НЕВОЗМОЖНО. И это при том, что до Красной Поляны фашистские войска продвигались от Бреста со средней скоростью в 16-17 километров в день (с учетом перерыва в их поступательном движении на восток, который они сделали для захвата Украины). Так, почему же теперь они не могли пройти последние 16 километров, отделявшие их от заветной цели и - если быть до конца откровенными - от победы в войне? Ведь у них под Москвой на тот момент было сосредоточено в 2 раза больше живой силы, чем у нас, в полтора раза больше танков, в два с половиной раза больше артиллерии. А на направлении главного удара перевес был еще более значительным. Так, например, на клинском направлении 56 танкам и 210 единицам артиллерии нашей 30-й армии противостояло более 300 танков и 910 орудий немцев. Такое же соотношение наблюдалось почти повсюду. К началу декабря фашисты имели личного состава 800 000, орудий и минометов - 10 000, танков - 1 000, самолетов - более 700. Имея такие силы, фашистское командование верило в успех штурма Москвы. На 2 декабря гитлеровцы распорядились оставить в берлинских газетах пустые места для срочного доклада с фронта о взятии Москвы. И это не являлось пустым звуком. Именно 2 декабря в течение суток фашисты пытались прорваться к Москве, они пытались бомбить наши войска в районах Наро-Фоминска, Звенигорода, Истры. Более 350 фашистских самолетов участвовало в этих налетах на столицу и ее окрестности. Москва тогда была поделена на шесть секторов, которые обороняли зенитчики. Батареи крупного калибра отправили на Волоколамское шоссе, чтобы бить по фашистским танкам прямой наводкой. Расчеты с малокалиберными пушками остались защищать важные объекты, в том числе и Кремль. Малокалиберное зенитное орудие представляло собой счетверенную установку 37-миллиметровых пушек со скорострельностью 4-5 выстрелов в секунду. В его полку было 5 дивизионов по 5 батарей и прожекторный дивизион. С июля 41-го по апрель 42-го ПВО города сбили около 1,5 тысячи вражеских самолетов, но на Москву бомбы все же падали. Когда немцы поняли, что зенитная оборона Москвы сильна, принялись в первую очередь уничтожать наши батареи. На позиции сил ПВО сбрасывалось бомб в четыре раза больше, чем на другие объекты. Некоторые батареи удалось подавить. Одна из них стояла почти у Кремлевской стены, возле Большого Каменного моста. В Центральном архиве Минобороны среди документов 1-го корпуса ПВО удалось обнаружить схему дислокации его зенитно-артиллерийских дивизионов и батарей. Действительно, в самом центре Москвы, напротив кинотеатра "Ударник", на крыше дома по адресу: улица Болотная, 24, стояла 7-я батарея 862-го зенитно-артиллерийского полка. Она входила в состав последнего кольца обороны, прорвав которое фашистские стервятники выходили на главную цель - кремлевскую резиденцию Ставки. Видно, батарея здорово мешала немцам. При каждом налете первый эшелон бомбардировщиков стремился ее подавить.

Вот оперативная сводка, отправленная в управление корпуса помощником начальника штаба 862-го зенитно-артиллерийского полка. "2 декабря 1941 г. В течение суток авиация противника, как группами, так и одиночными самолетами стремилась прорваться к Москве. Мощным заградогнем и ИА в большинстве были отогнаны. Одиночные самолеты противника прорвались в город и сбросили фугасные бомбы в районе Воробьевых гор, Центрального аэродрома, у Каменного моста, Киевского вокзала, Крестьянской заставы и в районе Люблино. В этих же районах сброшены зажигательные бомбы. В результате налета одна из фугасных бомб, сброшенных у Каменного моста, упала в районе 7-й батареи."

В ту страшную ночь погибла не только батарея на Болотной площади, но и батарея в Сокольниках, защищавшая Артемовское депо. Много тогда бомб на Москву высыпали. Только на Кремль упало где-то полсотни. Одна не разорвалась, насквозь прошила Георгиевский зал. Другая попала в казарму, где находились кремлевские курсанты. Погибло 86 человек.

В ночь на 2 декабря "юнкерсы" прорвались к центру Москвы. В бомбоубежище было слышно, как под отчаянный стук зениток выли и тяжело ухали немецкие фугаски. Земля ходила ходуном. Когда люди из убежища поднялись наверх, увидели высокое пламя и руины. И узнали самое страшное - это был последний бой зенитчиков. Немцы сбросили фугасную бомбу прямо на их орудия. Вокруг взрывались боеприпасы, горели какие-то стропила, бревна. Воронка огромная, метров 30 диаметром. Вокруг выставили оцепление, солдаты два дня разбирали завалы, искали кого-то.

План фельдмаршала Бока сводился к нанесению одновременных ударов по Москве не только с севера и юга, но и с запада. С этой целью предусматривалось силами 4-й армии прорвать оборону в районах Звенигорода и Наро-Фоминска и, наступая по сходящимся направлениям на Кубинку и Голицыно, окружить и уничтожить войска центра Западного фронта (5-ю и 33-ю армии), а затем развить наступление непосредственно на Москву вдоль Минской автострады и Киевского шоссе.

Командующий, Четвертая Армия. Штаб, 28/11/1941