10 мифов о 1941 годе
Шрифт:
Правда, 27 июля 1941 года Гальдер отметил, что «украинцы и уроженцы Прибалтийских государств будут отпущены из плена», но это увеличивает общую цифру тысяч на двести-триста — по состоянию на конец июля 1941 года.
Окончательно же, по моей собственной, конечно, очень примерной, оценке, можно говорить о цифре 1941 года в миллион, а то и менее, действительно военнопленных, то есть советских граждан, находившихся на действительной военной службе, честно сражавшихся, пока у них к тому была возможность, и попавших в плен в 1941 году не по своей воле, а силой обстоятельств.
Надеюсь, выше приведённая
«Наполеон не смог… навязать нам генеральное сражение у границы…
Почему? Да потому, что русские полководцы того времени знали противника… и соответственно могли предвидеть развитие событий… И вот на той же, фактически, территории в первые дни Великой Отечественной войны у нас были окружены и взяты в плен около четырех миллионов человек (выделение моё. — С. К.), организованных людей, объединенных в полки, дивизии, Корпуса… …Почему они не смогли оказать эффективное сопротивление…? В чем вообще причина происшедшего в 1941-м?»
Не буду томить читателя — эта цитата взята мной из книги «Виктора» «Суворова» «Беру свои слова обратно», где вышеприведённые слова предваряют главу 18-ю, а сам «Суворов» взял её из… номера газеты «Красная Звезда» за 16 июня 2001 года.
Как это понимать? Честно говоря, прочтя это, я был ошарашен. До такой астрономически лживой цифры, как четыре миллиона советских военнопленных в 1941 году, и даже — «в первые дни войны», не дотянул сам Гитлер! Поэтому я не буду как-либо комментировать это удивительное по своей исторической слепоте и по уровню измышлений заявление, а просто знакомлю с ним читателя — для полноты информации, так сказать. А точнее — для информации о том, насколько высоким в нынешней «Россиянии» может быть уровень дезинформации.
Я же, заканчивая здесь с темой пленных, хочу хотя бы обозначить ещё один момент, связанный с феноменом пленения войск в ходе боевых действий. Боевая устойчивость войск — понятие многофакторное, и одним из важнейших факторов является боевая подготовленность и, как говорят военные, «сплоченность» части.
Так вот, я, со ссылкой на маршала Жукова, уже говорил о том, что РККА начала преобразовываться в сильную кадровую армию лишь в 1939 году. И это хорошо подтверждается объективными данными, приводимыми, например, в книге М. Мельтюхова «Упущенный шанс Сталина» издания 2002 года, где на страницах 495–510 приведён перечень дивизий РККА в 1939–1941 годах. И из этого перечня следует, что подавляющее число даже стрелковых дивизий РККА было сформировано в период с сентября 1939 года до сентября 1940 года, а стрелковые дивизии со 188-й по 238-ю были сформированы даже в марте 1941 года.
Что же до моторизованных дивизий, то из тридцати одной дивизии, имевшейся в РККА на 22 июня 1941 года, лишь одна была сформирована в декабре 1939 года, и три — в августе 1940 года. Время начала формирования всех остальных — март 1941 года.
Из шестидесяти одной танковой дивизии восемнадцать были сформированы в июле 1940 года, две — в октябре 1940 года, а остальные сорок одна — в марте 1941 года.
Это что — свидетельство готовности к превентивному удару РККА по вермахту в 1941 году?
И о какой серьёзной «сколоченности» дивизий, о какой боевой слаженности к июню 1941 года может идти речь при таких сроках формирования частей? Так что одна из причин действительно неприлично огромного числа пленных в 1941 году кроется и в том обстоятельстве, что многие бойцы РККА к 22 июня ещё просто не научились воевать! А одной храбрости
Впрочем, уже во времена Суворова победы нередко обеспечивались не числом, а умением.
Нам же — при формально многочисленной РККА, — воинского умения в 1941 году как раз и не хватало. Хотя массовую базу для быстрого обретения такого умения в моторизованной войне Советская власть заложила. Я при анализе мифа десятого приведу на сей счёт такие неожиданные данные, относящиеся к советским лётчикам, которые поразили меня самого — после того, как я их собрал.
Пока же приведу одно из неожиданных свидетельств времён войны, касающееся массового облика не советских военнослужащих, а советских военнопленных. На 110-й день войны, 9 октября 1941 года, генерал Гальдер пометил в своём дневнике:
«…ж. Вопрос об охране военнопленных. Исходя из опыта в районе Киева, для охраны и эвакуации 20 000 пленных требуется целая дивизия…»
Каково!
Вот — если вдуматься — подлинный коллективный портрет советских людей, попавших в плен. На охрану двадцати тысяч безоружных русских пленных вермахт был вынужден выделять вооружённую примерно двадцатитысячную же дивизию! Ну, пусть речь — об охранной дивизии меньшей численности, но всё же о дивизии! Кто не верит, пусть откроет страницу 27-ю книги 2-й тома 3-го «Военного дневника» генерала Гальдера, изданного в 1971 году Воениздатом, и убедится в точности цитаты сам.
То есть советские люди самим характером своего поведения в плену оттягивали от фронта значительные силы противника.
При этом пора бы выбросить на свалку истории и россказни о том, что в СССР Сталина пленный автоматически становился изгоем. Факт пленения действительно расценивался как позорный, и многим бывшим пленным и их семьям пришлось несладко. Однако уже без малого миллион повторно призванных в РККА бывших пленных и пропавших без вести после освобождения оккупированной территории говорит сам за себя. А пленные, бежавшие из плена и влившиеся в партизанские отряды или перешедшие линию фронта и после фильтрации вернувшиеся на фронт? Их счёт надо ведь тоже вести по крайней мере не на один десяток тысяч человек.
Поведение же основной части советского народа во время войны официально определяли как период массового героизма. Но так ведь и было — и не только в 1942-м, 1943-м, 1944-м и 1945-м годах. Так было и в 1941 году! И в этот первый год войны миллионы русских и вообще советских людей вели себя как герои, причём многие из них так и остались безвестными героями и заранее знали об этом.
Да, 1941 год отмечен и букетами от русских, украинских и белорусских девчат для солдат вермахта, и изменой, и предательством, и просто шкурничеством. Это было. Но в конечном счёте всё определялось тем, что преобладало!
А преобладал героизм.
Сегодня это утверждение у немалой части моих сограждан вызовет лишь скептическую улыбку, и поэтому я обращусь за подтверждением своего тезиса не к советским источникам, а к германским, в том числе — к служебным записям генерала Гальдера. Но вначале напомню, что в народное ополчение в первые месяцы войны было подано более 4 миллионов заявлений.
Никого из потенциальных бойцов народного ополчения ни один военкомат официально призвать, мобилизовать не мог — это был не приписной контингент, не военнообязанный. Тем не менее только в рядах ополченческих формирований сражалось почти три миллиона человек. Три, а не четыре потому, что не все заявления были удовлетворены.