10 мифов об СССР

Бузгалин Александр Владимирович

РККА была остановлена перед линией Маннергейма и в бесплодных попытках штурма понесла значительные потери. Немалые потери были вызваны плохой подготовкой войск к действиям в полевых условиях зимой, что привело к значительному числу обмороженных. Сказывалась и слабая лыжная подготовка пехоты. Попытки прорыва финской обороны на востоке Карельского перешейка, где не было серьезной линии укреплений, показали преимущество финских войск в маневренных боевых действиях, что привело к многочисленным обходам и охватам наших частей и соединений, а сами они проявляли пассивность в труднопроходимой местности, насыщенной инженерно-взрывными заграждениями.

Наконец, после присылки значительных подкреплений и усиления войск тяжелой артиллерией линия Маннергейма была все же прорвана и Финляндия запросила мира. Однако

эта победа была куплена ценой значительных потерь в людях и в технике (например, костяк танковых войск Финляндии теперь составляли трофейные советские танки). Столь неудачные действия (хотя степень их неудачности раздувалась вражеской пропагандой) превосходящими силами против заведомо слабого противника дискредитировали РККА в глазах потенциальных агрессоров и служили дополнительным фактором, подталкивающим Гитлера к решению о нападении на СССР. Стремясь скрыть выявившиеся в ходе войны с финнами просчеты, Сталин назначил Мерецкова, подготовившего авантюристический план кампании и не сумевшего как следует организовать ее обеспечение, начальником Генерального штаба. Напротив, Шапошников, к плану которого пришлось вернуться после провала плана Мерецкова, был снят со своей должности. Однако вряд ли эта «азиатская дипломатия» могла всерьез кого-то обмануть.

Итак, финская кампания обнажила многие из недостатков, сложившихся в советских вооруженных силах накануне войны. Следует заметить, что Сталин серьезно отнесся к извлечению уроков из советско-финского конфликта. Но очень многого исправить просто не успели, а к решению ряда коренных вопросов и вовсе не подступились.

Военная доктрина СССР и план прикрытия границы

Широко известен неоднократно повторявшийся тезис о победе, которая должна быть достигнута малой кровью и на чужой территории, о том, что на любую агрессию РККА тут же нанесет ответный сокрушительный удар. Этот подход к военной доктрине СССР предопределил и планы прикрытия границы, и планы строительства оборонительных районов у новой границы. Предполагалось разместить у границы войска, достаточные для того, чтобы сковать передовые группировки агрессора в приграничных сражениях, дав возможность авиации сорвать мобилизационные мероприятия противника, а стратегическим резервам развернуться и нанести из глубины удары, ведущие к разгрому войск агрессора. Таким образом, оборона рассматривалась лишь как временная мера, обеспечиваемая частью сил и призванная лишь создать небольшую оперативную паузу для подготовки наступательных действий основных сил.

Такой план в принципе не исключал вариант, когда РККА берет инициативу в открытии боевых действий на себя, чтобы упредить вероятного противника в развертывании, сковать его передовые (уже развернутые) группировки и нанести со своей территории удар, способный прорвать передовые позиции противника и разгромить те его войска, которые еще находятся в стадии развертывания и не готовы к отражению наступления. (Замечу в скобках, что именно подобный вариант и был со своей стороны реализован вермахтом.)

Однако вне зависимости от оценки такого замысла следует сказать, что его реализация советским верховным командованием не оставляла никаких надежд на успех.

Численность войсковой группировки, реально выделенной для прикрытия границы, была явно недостаточна для того, чтобы задержать (пусть даже временно) войска агрессора. Плотность войск, выдвинутых в первый эшелон, если судить по нормам тогдашних Уставов, была слишком мала для обороны. Может быть, это определялось заниженной оценкой численности войск противника? Нет, разведывательные данные, которыми располагал Генеральный штаб РККА, на самом деле завышали действительную численность сил и средств, которые предполагал использовать вермахт. Правда, о численности группировки, развернутой у границ СССР, у нашей разведки были как раз заниженные сведения. Она оценивалась на 1 июня 1941 г. в 120 дивизий. Однако и это не объясняет ряда недопустимых просчетов.

Во-первых, недостаток количества войск, выделенных для отражения первого удара противника, был наглядно выявлен в ходе штабной игры 1940 года. Хорошо известно, что «западные», за которых играл Г. К. Жуков, по результатам игры нанесли поражение «восточным» и продвинулись

далеко в глубь их территории (хотя по условиям этой игры отыгрывался даже не начальный период войны, а последующие операции). Менее известен эпизод, когда в ходе фронтовых учений Западного направления генерал-лейтенантом Ватутиным была дана вводная, поразительно схожая с имевшими место позднее реальными действиями 4-й танковой группы вермахта по прорыву наших позиций в Прибалтике в районе Лиды. И что же выяснилось? Выяснилось, что никаких возможностей для парирования этого прорыва в распоряжении армейского звена нет. Однако никаких последствий этот эпизод, хотя о нем было доложено И. В. Сталину, не имел, в то время как он должен был бы всерьез насторожить высшее военное руководство.

Во-вторых, войска прикрытия не были развернуты в оборонительную группировку, не занимали укрепрайонов и оборонительных сооружений, не имели на руках боеприпасов. Более того, значительная часть танковых войск, артиллерии и войск связи была выведена перед самым началом войны для учений на специальные полигоны в отрыве от своих частей и соединений. Таковы были следствия позиции Сталина, считавшего, что не следует провоцировать Германию.

В-третьих, даже те недостаточные плотности войск, которые мы имели перед началом войны, начали создаваться только с середины мая 1941 года, в то время как противостоящая немецкая группировка усиливалась регулярными перебросками войск уже с февраля. Прибывающие войска опять-таки не развертывались в оборонительные группировки. Они располагались во временных лагерях, и зачастую даже командные кадры не имели возможности толком ознакомиться с театром военных действий и позициями, которые им предстояло оборонять.

К 22 июня в первом эшелоне армий прикрытия находилось 56 стрелковых и кавалерийских дивизий и 2 бригады даже (на 7 дивизий меньше, чем предусматривалось планом прикрытия!). А в первом эшелоне наступательной группировки вермахта было 157 дивизий [296] , притом что численность немецкой дивизии была больше. Совершенно бессмысленным актом было разоружение укрепрайонов по линии старой границы. Можно, конечно, сослаться на реальную нехватку артиллерийско-пулеметного вооружения для новой линии укрепрайонов, но разоружать старую линию до того, как будет готова новая, в любом случае нелепо. О старых укрепрайонах вспомнили перед самой войной, но восстановить уже не успели.

296

История Второй мировой войны, т. 3. М.: Воениздат, 1974. С. 451.

К слову сказать, все эти несуразности послужили аргументом для некоторых ретивых писателей, чтобы обосновать версию о том, что СССР будто потому и не держал в готовности оборонительную группировку, что собирался не обороняться, а первым напасть на Германию. Тогда развертывание могло только насторожить противника. Но даже если поверить в эту версию (а она основана на многочисленных передержках и подтасовках), то и тогда нежелание держать на границе развернутые оборонительные группировки является глупостью и недооценкой противника. А что, если противник все же вскроет замысел нападения и ударит по неразвернутым еще соединениям? Так что с любой стороны – это грубая ошибка.

В заслугу Сталину можно было бы поставить те меры, которые он принимал с 1939 года по наращиванию численности вооруженных сил в преддверии вероятного конфликта с Германией, как и укрепление войсковых группировок приграничных округов. Однако и здесь не обошлось без просчетов. Массовое одновременное развертывание множества новых соединений, происходившее перед самой войной, нередко приводило к тому, что эти соединения оказывались длительное время не обеспеченными штатной техникой, командными кадрами, личным составом и оказывались реально небоеспособными. Скажем, развертывание танковой бригады в механизированный корпус приводило к тому, что вместо боеспособной бригады мы получали временно небоеспособный корпус. Временно – но это «временно» происходило в приграничных округах буквально накануне войны, которую в результате многие новые соединения встретили в виде неорганизованной массы, где солдаты даже плохо знали своих командиров.