10-я симфония
Шрифт:
Бетховен хотел ответить, но не нашел слов.
— «Неужели все женщины, встречавшиеся на твоем пути, были мегерами, любили лишь себя и хотели только, чтобы ты жадно внимал каждому их слову все двадцать четыре часа в сутки?»
— Нет, в последнее время скорее я оказывался виновником разрыва всех любовных связей, в которые был втянут.
— «Но почему?»
— Я не верю в брак. Или, если хочешь, могу сказать иначе: я верю в любовь, но не верю в совместное существование.
— «Как ты можешь говорить, что не веришь
— Когда я был маленьким, моя мать не раз повторяла своим подругам: «Хотите добрый совет: не выходите замуж, и жизнь ваша будет тихой, красивой и приятной». А иногда добавляла: «Что такое брак? Немного радости, а потом целая череда печалей». Моя мать была мудрой женщиной.
— «Но, судя по тому, что ты рассказывал, она была замужем за пьяницей».
— Это правда. Но почему мы говорим о браке? Разве ты хочешь, чтобы я просил у твоего отца твоей руки?
В этот момент раздались удары в дверь квартиры, которую Бетховен снимал на Шварцшпаниерштрассе, или улице Черных испанцев, названной так потому, что до недавнего времени здесь находилась епископская кафедра монастыря доминиканцев. Несмотря на то что в дверь стучали весьма энергично, Бетховен ничего не услышал. В последние годы жизни он почти оглох. О том, что кто-то к ним идет, ему сообщила юная возлюбленная.
Открыв дверь, Бетховен оказался лицом к лицу с отцом Беатрис, который явно был не в духе.
— Герр Бетховен, я знаю, что моя дочь Беатрис здесь, и пришел за ней.
Бетховен показал ему знаками, что не слышит его слов.
— Тогда отойдите, — сказал дон Леандро. Он резко отодвинул композитора с дороги и вошел в квартиру.
Жилище Бетховена состояло из шести комнат: трех для прислуги — кухни, спальни служанок и комнаты для стирки и глажки — и трех для него самого, все они предназначались для музыки, включая его собственную спальню, где разместилось два фортепьяно, поскольку это было самое большое помещение.
Дон Леандро, осматривая комнаты хозяина, не скрывал недовольства царившим повсюду беспорядком:
— Да это же свинарник! Как у вас хватило совести заставить мою дочь работать в таких условиях?
Отец Беатрис дошел до комнат прислуги и увидел там только служанку, согнувшуюся над лоханью с бельем, поэтому решил прекратить поиски. Он направился к Бетховену, уставив на него указательный палец, который, казалось, вот-вот выстрелит, и сказал:
— Бетховен, до сих пор я восхищался вами как композитором. Сейчас, должен сказать, даже ваша музыка кажется мне жалкой и презренной!
Композитор, который не слышал ни слова, сказанного посетителем, повернулся, чтобы пойти за одной из разговорных тетрадок, но дон Леандро схватил его за руку и рывком повернул к себе, так что тот чуть не упал:
— Мне наплевать, слышите вы меня или нет, я отказываюсь брать в руки эти засаленные тетрадки, которыми вы пользуетесь как костылями!
Бетховен снова хотел повернуться, но де Касас с силой дернул его за руку, и композитор, потеряв равновесие, упал. Де Касас не сделал ни малейшей попытки помочь ему подняться и продолжал глумиться над ним:
— Не вашу задницу мне хотелось сегодня увидеть, герр Бетховен. Я хотел увидеть вас стоящим передо мной на коленях! На коленях, с мольбой уговаривающим меня не прибегать к моим связям при дворе, чтобы выслать вас из Вены и выставить на посмешище перед всеми согражданами.
Бетховен скорбно смотрел на него с пола, потому что при всей своей физической силе, позволявшей ему справиться с этим одержимым, решил, что сейчас благоразумнее не пытаться встать. В то же время он недоумевал, где Беатрис, в каком темном шкафу или чулане она спряталась, так что ее не нашел отец, несмотря на облаву, которую он устроил.
Дон Леандро де Касас, казалось, был удовлетворен, сбив Бетховена с ног. Судя по всему, его карательная экспедиция закончилась. Голосом более тихим, но, возможно, именно поэтому еще более угрожающим, он сказал Бетховену, тщательно выговаривая каждое слово, будто хотел, чтобы тот прочел по губам:
— Бетховен, не знаю, где сейчас моя дочь, хотя, зная о том, как постыдно вы ее использовали, нетрудно вообразить, что вы превратили ее еще и в посыльного. Готов спорить, что она на рынке, делает для вас покупки. Вы так и не понимаете, что я вам говорю? Отлично, сейчас я напишу.
Дон Леандро схватил одну из тетрадок, лежавших на рабочем столе Бетховена, и написал: «Если я еще раз увижу вас рядом с моей дочерью, я вас убью».
И, бросив тетрадку ему в лицо, развернулся и вышел, хлопнув дверью так, что позолоченная дощечка, прикрывавшая замок со стороны лестничной клетки, отлетела и с тонким звоном упала на площадку.
Бетховен подождал несколько секунд, чтобы убедиться, что дон Леандро не собирается возвращаться, и громко позвал Беатрис.
Она осторожно выглянула из комнат для прислуги в одежде служанки.
— Как ты?
Увидев ее, одетую посудомойкой, и поняв, что она обманула отца, Бетховен разразился оглушительным хохотом. Беатрис, видя, что он не пострадал, подбежала его обнять.
— Что будем делать? — спросила девушка.
Бетховен показал ей, чтобы она написала в тетрадке, и, прочитав, сказал:
— Лучше нам несколько дней не встречаться, пока мы не найдем выход из этого положения.
— «Не сгущай краски. В конце концов, что может сделать мой отец?»