100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?
Шрифт:
Генерал-полковник Иван Хиндиродился в 1890 году в Будапеште. 1909 год он считал своей второй датой рождения — именно тогда он был представлен к званию фенриха (прапорщика). Он участвовал в Первой мировой войне. Являясь старшим лейтенантом, он был представлен к ордену Железной короны 3-го класса, что было очень высокой наградой для младшего офицера. После войны Хинди перешел работать в венгерскую контрразведку. Там пребывал вплоть до 1928 года. Во время обучения в военной академии Людовика он в совершенстве изучил немецкий язык. В 1932 году он занялся научной работой. В 1940 году он стал референтом дисциплинарного права при командовании армии. В 1942 году Хинди было присвоено звание генерал-майора. В том же самом году он стал управлять делами 1-го армейского корпуса. На этой должности он снискал множество похвал. Еще в 1924 году в его личном деле было записано, что он
То, что было написано в этом послужном листе, не было пустыми, формальными словами. Дело в том, что в венгерской армии каждый год начальство проводило аттестацию всех офицеров. В истории Венгрии было множество примеров, когда личные дела содержали слова, весьма далекие от похвальных. Вплоть до 1940 года Хинди получал только сугубо положительные оценки и отзывы. В одном из последних аттестационных листов говорилось, что «он был способен на вынесение объективных и справедливых вердиктов, обладал сформировавшимися воззрениями, был глубоко проникнут чувством ответственности, являлся добросовестным офицером, способным на проявление инициативы, способен доверять ведение дел своим подчиненным».
Но, несмотря на все эти великолепные отметки, Иван Хинди после 1928 года так и не занял никакого важного поста. Вероятно, это было связано с тем, что в качестве штабного офицера он получал самые обыкновенные отзывы. Он боролся с этим до 1936 года, пока в его личном деле не появилась отметка — «отличный штабной офицер». А возможно, причиной медленной карьеры были большие долги, которые он смог погасить только за четыре года. Подробности их появления неведомы. Известно лишь, что он был вынужден выплачивать 2550 пеньгё (по тем временам очень приличная сумма). Лишь после этого в его деле появилась фраза — «не имеет долгов».
Хонведы, примкнувшие во время путча к Салаши
Хинди сыграл важную роль в срыве попыток установления перемирия между Венгрией и СССР. Он самовольно организовал арест своего командира генерал-лейтенанта Аггтелеки, так как не намеревался применять оружие против немцев, вторгнувшихся в Венгрию для свержения режима «Имперского регента и местоблюстителя престола» адмирала Хорти. В тот момент Аггтелеки заметил, что цитадель и Орлиная гора были заняты немцами, и отдал приказ на применение оружия против них. В аресте генерала в первую очередь был заинтересован начальник Генерального штаба Шандор Хорват и сочувствовавшие нилашистам офицеры. Позже в своих воспоминаниях Аггтелеки писал, что подполковник Шандор Хорват выступал против конфликта с немцами. Однако по поводу приказа он ничего не сказал. Он будто бы принял его к сведению, после чего покинул помещение. Однако Аггтелеки потребовал от него соблюдения воинской субординации и беспрекословного исполнения отданных приказаний. Полчаса спустя Иван Хинди в сопровождении двух офицеров резко распахнул дверь кабинета Аггтелеки. Хинди вошел в кабинет со словами: «Я призываю генерал-лейтенанта вместе с 1-м армейским корпусом примкнуть к хунгаристской партии». — «Нет, нет и еще раз нет», — ответил генерал. На что Хинди заявил: «Господин генерал-лейтенант! Передайте мне командование!» В то же самое время капитан Цех подошел к письменному столу и оборвал телефонный кабель. Другой офицер силой забрал у генерала кобуру с пистолетом.
Вскоре после этого организовал собрание офицеров Генерального штаба, на котором присутствовало около 60 человек. Он обратился к ним со следующей речью: «Здесь зрел заговор против наших немецких товарищей! Аггтелеки мог противостоять предателям, однако не сделал этого. Напротив, он выступил на их стороне! Господин имперский регент и местоблюститель престола, к великому сожалению, попал под влияние евреев и пораженцев. Заявление, сделанное им по радио, — это предательство. Сам он не смог избавиться от этого пагубного влияния. Возможно, что он ничего не знал и зачитал приготовленный текст, но ведь он не просто диктор! Для предотвращения заговора я беру командование армией на себя. Я ожидаю от офицеров, что они
Поведение Хинди во время событий 15 октября у многих вызвало легкую оторопь. Большинство офицеров знали его как скромного, тихого джентльмена. Многие не могли понять, почему он присоединился к салашистам. 29 ноября салашистское правительство доверило Ивану Хинди вести дела в венгерской столице и ее пригородах. По этой причине его подпись стояла под множеством смертных приговоров. Но, с другой стороны, Хинди пытался спасти венгерских евреев. Он лично посещал адвоката Ласло Варга, чтобы тот выправил для евреев необходимые бумаги. К подготовке поддельных документов оказался причастен молодой сотрудник министерства внутренних дел, доктор Шандор Керестеш, 50 лет спустя ставший почетным председателем Христианско-демократической народной партии. Кроме этого, Хинди выправил необходимые документы для двух приятелей Варга, хотя прекрасно знал, что оба они были дезертирами.
Вообще-то Иван Хинди был типичным венгерским офицером тех времен. Его действия и поведение во многом были предопределены появлением в 1919 году Венгерской Советской республики. Она стала некоей антикоммунистической прививкой для целого поколения. Во время его допроса в народном трибунале он признавался: «В моих глазах коммунизм был грабежом, убийствами, но прежде всего абсолютным атеизмом и полным моральным упадком». Кстати, именно за участие в событиях 15 октября 1944 года Хинди был приговорен трибуналом к смертной казни.
Хинди никогда не отказывался от своих убеждений. И никогда не скрывал, что был разочарован сотрудничеством с немцами, которое закончилось бессмысленным и кровопролитным опустошением Будапешта. Но страх перед большевизмом и чувство собственного бессилия не позволяли ему возражать немецким союзникам. Хинди вовсе не был нилашистским фанатиком. На основе его записей можно был убедиться, что он с каждым днем испытывал к немцам все больше и больше презрения. В середине января в официальных сообщениях он обозначал опустошение Будапешта как некую неизбежность. Сообщение о прорыве блокады, с которыми по радио часто выступал Гитлер, он откровенно назвал «сказками». В конце осады в его сообщениях открыто звучала симпатия к Красной Армии и недовольство немцами. Но он не мог действовать так, как подсказывала ему совесть. Он стал заложником ситуации.
«Вместе в борьбе против большевизма». Венгерский плакат времен войны
После своего ареста Иван Хинди не испытывал никаких иллюзий относительно своей судьбы. Как-то он сказал одному из приятелей: «В тайной полиции [6] я рассказал все так, как было на самом деле. Я продиктовал им мое признание. Они были немало удивлены моей откровенностью. Я не исказил ни одного факта, не попытался что-то приукрасить. Их интересовали же только четыре месяца из моей жизни, которые длились с 15 октября 1944 года по февраль 1945 года. Допрашивавшие меня, видимо, прекрасно знали, что вся моя жизнь до 15 октября 1944 года была безупречной. Ты знаешь, я всегда выступал против крайностей. Даже после 15 октября я не принимал участия в зверствах. Там, где это было в моих силах, я пытался их предотвратить. Я принял на себя командование по обороне Будапешта. Во время процесса надо мной мне не требуются свидетели. Ни свидетели защиты, ни свидетели обвинения. То, что я произнесу, будет являться чистейшей правдой. Я знаю, что меня приговорят к смерти и казнят».
6
Видимо, Хинди подразумевал органы НКВД.
На вопрос, почему он вообще взял на себя оборону Будапешта, Хинди отвечал: «Интересно, что мне очень редко задают этот вопрос. Ты ведь знаешь, я много времени проводил за письменным столом в министерстве обороны. Я должен был заниматься почетной, но скучной работой. Я всегда тосковал по сражениям, но мои просьбы раз за разом отклонялись. Но во мне оставалась надежда, что рано или поздно я встану во главе боевой части, получу такое высокое звание, которое только можно получить. 15 октября мне представилась такая возможность. Я стал генерал-лейтенантом и комендантом оборонявшегося Будапешта. Я воспринял мое назначение как солдат — невзирая на политику и формы правления. Я достиг своей мечты, за что и должен поплатиться своей жизнью».