100 великих авантюристов
Шрифт:
«В Понапе после пира в честь окончания удачного похода за головами, — писала одна австралийская газета, — пират Пиз узнал, что его друг пират Хейс попал в тюрьму в Алии. Подняв на мачте американский флаг, Пиз ворвался в гавань Алии. Он бросился к тюрьме, сопровождаемый своими головорезами, перебил охрану и освободил Хейса».
На самом деле все происходило несколько иначе.
Пиз вошел в гавань и встал на якорь. Конечно, и речи быть не могло о штурме тюрьмы, хотя бы потому, что ее не существовало Хейс просто явился к консулу и попросил у него официального разрешения отправиться на корабль своего старого друга, чтобы наладить хронометр. Консул немедленно согласился. Хейс на глазах
В последующие несколько месяцев было известно лишь то, что Хейз с Пизом некоторое время кружили в тех местах, совершая мелкие мошенничества. Например, на Ниуэ Пиз подделал документы и получил на триста фунтов стерлингов чужой копры, а на другом острове купил у английского торговца три тысячи клубней ямса и отплыл, не расплатившись. Том Данбабин писал в книге «Работорговцы Южных морей», что вскоре после этого Пиз был арестован за Убийство торговца Купера и отдан под суд в Шанхае. Пиз был оправдан, но к тому времени Хейс уже ушел на его корабле. Какой-то купец нанял его для Доставки в Гонконг (Сянган) риса. Хейс рис погрузил, а торговца «забыл» на берегу. Затем он продал рис в Гонконге и исчез.
Когда, где и как погиб Пиз, неизвестно, но уже в 1872 году хозяином его брига был Хейс, который переименовал его в «Леонору» (в честь одной из своих дочерей) и даже осмеливался появляться на нем в Алии, правда, только под американским флагом. Американский крейсер задержал «Леонору», и после трех дней расследования в вахтенном журнале крейсера появилась запись: «21 февраля 1872 года Расследование дела брига „Леонора“ завершено. Капитану Хейсу разрешено возобновить свои обязанности в качестве ее капитана и владельца».
Жизнь Хейса протекала бурно. Ему всегда нужны были деньги, и он никогда не задумывался над тем, какими путями они к нему поступают. Он снова разбогател и снова женился, поселил торговых агентов на многих островах, ибо это было выгоднее, чем возить рабов. Но пират не мог одолеть соблазна легкой наживы.
Однажды Хейс взял груз на Гуаме, принадлежавшем тогда испанцам, и, судя по документам, срочно отправился в Алию Но, как потом выяснилось, он лишь отошел от порта на небольшое расстояние и лег в дрейф. На третий день в сопровождении нескольких матросов он высадился на берег и направился к лесу. Однако дойти до леса Хейс не успел. Два десятка испанских солдат выскочили из укрытия и окружили его. И хотя Хейс клялся, что решил просто размяться на берегу, никто его не стал слушать: у испанцев были свидетели, что Хейс договорился с политическими ссыльными на Гуаме вывезти их с острова за двадцать четыре доллара с человека.
Так Хейс оказался в Маниле, на Филиппинах, в качестве… политического заключенного.
Известный путешественник капитан Слокам, который потом в одиночку за три года обошел земной шар на яхте «Спрей», был в то время в Маниле. Он встречался с Хейсом раньше и, так как знал, что испанская тюрьма на Филиппинах далеко не рай, решил навестить заключенного и ободрить его. Но путешественник ошибся. Сочувствовать Хейсу не пришлось. Слокам застал пирата на веранде дома начальника тюрьмы, где тот мирно пил кофе и обсуждал с приехавшим к нему в гости епископом Манилы вопросы религиозного свойства. За несколько дней до того Хейс, не потерявший к сорока шести годам предприимчивости и изобретательности, перешел в католичество, что сделало его весьма популярной фигурой в Маниле.
Еще через несколько дней Слокам увидел, как во главе праздничной религиозной процессии по Маниле шагает босиком, неся самую длинную свечу, поседевший и приобретший в тюрьме благородный и несколько изможденный
Из Сан-Франциско Хейс вскоре снова вырвался Ему удалось уговорить какого-то доверчивого дельца дать ему свою яхту «Лотос» для крайне выгодного плавания в Южные моря. По каким-то неизвестным причинам, которые дали историкам основания подозревать Хейса в очередной авантюре, на борту яхты помимо него, помощника Эльсона и матроса-норвежца Питера, была жена владельца яхты, самого же владельца не оказалось.
Путешествие было нелегким. Хейс изводил придирками норвежца, из-за чего у них то и дело вспыхивали ссоры. Кулаки Хейса все еще были крепки, и норвежец выходил из ссор с синяками и ушибами.
В Алии Хейс пустился в объезд своих владений
31 марта 1877 года яхта приближалась к острову Вознесения. Было десять часов вечера, и стояла абсолютная тьма. Жена хозяина яхты, по-прежнему сопровождавшая Хейса, и помощник капитана были внизу. На палубе оставались лишь Хейс и норвежец. О том, что случилось, рассказала со слов помощника капитана сан-францисская газета «Пост»: «Капитан говорил с рулевым о курсе. Возник спор, и капитан ушел вниз. Когда он поднялся через несколько минут, матрос ударил его по голове бревном. Хейс упал и тут же умер». Судьба убийцы неизвестна. И даже неясно, убил ли он Хейса в гневе, доведенный до крайности избиениями и придирками, или причиной была ревность.
После смерти Хейса появилось много рассказов о том, как он умер. Писали, что норвежец убил Хейса десятью выстрелами из револьвера и после каждого Хейс поднимался и не хотел умирать. Говорили, что его сожрали акулы…
Елена Петровна Блаватская
(1831–1891)
Писательница и теософ. Путешествовала по Тибету и Индии. По влиянием индийской философии основала в Нью-Йорке Теософическое общество (1875). Автор историко-этнографических очерков «Из пещер и дебрей Индостана» (1883, под псевдонимом Радда-Бай) Автор многочисленных трудов. Прославилась своими «чудесными» способностями и не менее чудесными приключениями.
Елена Блаватская родилась в южнорусском городе Екатеринославле в семье артиллерийского полковника из давно обрусевшей фамилии Ган и писательницы Елены фон Ган, урожденной Фадеевой, издававшей романы под псевдонимом «Зенеида Р-ва» (В. Г. Белинский называл ее «русской Жорж Санд»). Когда матери не стало, девочке было всего одиннадцать лет. Вместе со своей сестрой Верой (впоследствии Желеховская, писательница и биограф Блаватской) она была передана на попечение родственников. Хотя родные и относились к ней хорошо, но внимания ей уделяли мало. О девочке заботилась только няня, неграмотная, суеверная женщина, разбудившая неуемную фантазию и воображение будущей основательницы теософии страшными сказками о колдунах, ведьмах, нечистой силе. Ко всему прочему Лене внушили веру в то, что она, будучи «воскресным дитятком», может видеть духов и общаться с ними.
Девочка росла очень нервная, впечатлительная, часто впадала в истерическое состояние, нередкими были припадки, судороги, корчи. Тетка Елены впоследствии в своих мемуарах вспоминала, что в детстве у Блаватской «бывали галлюцинации, доводившие ее до припадков Ей казалось, будто за ней повсюду следуют „жуткие, горящие глаза“, но никто, кроме нее, их не видел. Порой на нее нападал смех она объясняла, что смеется над проказами каких-то существ, невидимых чужому глазу». Сестра Вера вспоминала, что в детстве Лена свои фантазии переживала как реальность.