100 великих феноменов
Шрифт:
Месмер принимал пациентов в особенном «магнитном зале». Всё в этом необычном помещении создавало атмосферу загадочности и таинственности: повсюду лежали кусочки намагниченного железа, а посреди комнаты стояла огромная лохань с намагниченной водой.
Этому «магнетическому» интерьеру была уготована долгая жизнь. В конце XIX века новшеством Месмера воспользовались оформители комнат для спиритических сеансов. Правда, вместо кусочков магнита они использовали обыкновенные металлические предметы, но мистическая атмосфера, полумрак и чёрные занавески довершали психологическое воздействие на приходящих.
Деятельность «магнитного человека» обрастала удивительными слухами. Рассказывали, что во время сеансов
Слава о необычном врачевателе пошла по всей Европе. Однако популярность Месмера вызывала зависть у многих современников. За свою жизнь он нажил немало врагов и даже из-за их происков был вынужден покинуть родную Австрию. А в 1784 году король Людовик XVI подписал указ о проверке реального существования флюидов. Выводы королевской комиссии были для Месмера неутешительными: она сочла доказанным отсутствие флюидов. Этот вывод вдохновил злопыхателей. Учёному пришлось уничтожить часть своего архива, а вскоре после ажиотажа с «разоблачением» Месмер переехал из Франции в Швейцарию.
Швейцарский период был самым спокойным в жизни Месмера. Он продолжал экспериментировать с магнитами и до глубокой старости принимал пациентов.
Джакомо Казанова, любимец женщин и тайный агент
С середины «галантного» XVIII столетия на международной арене появляется новый тип шпиона. Это интеллектуал, светский лев, часто полиглот, отлично владеющий не только пером, но также шпагой и пистолетом. Ко всему прочему, он умеет нравиться и находить путь к сердцам женщин. Таким был Джакомо Казанова, шевалье де Сенгальт, философ, дипломат, сочинитель, любимец женщин и тайный агент.
Казанова родился в 1725 году в Венеции в семье актёров, якобы принадлежавших к дворянскому роду Палафоксов. Одарённый юноша закончил школу в Падуе, затем изучал право. Благодаря артистической профессии своей матери он с юных лет вращается среди представителей света и дипломатов, что в Венеции, бдительно охраняющей свои секреты от иностранцев, бывало небезопасно. Игнорируя все запреты, молодой Казанова свёл тесную дружбу с аббатом Берни, графом Лионским, послом Франции в Венецианской республике. Когда в 1757 году Берни становится министром иностранных дел Франции, жизнь Казановы круто меняется. Его мемуары свидетельствуют о том, что не только амурные приключения входили в круг его интересов. О своём пребывании во Франции Казанова писал: «Мсье де Берни принял меня как обычно, то есть не как министр, а как друг. Он поинтересовался, не соглашусь ли я выполнить несколько секретных поручений». Казанова соглашается.
Берни, заслуживший на посту французского посла в Венеции расположение своего короля, равно как и уважение со стороны правителей республики и папы Бенедикта XIV, решает вовлечь Казанову в свою секретную дипломатическую деятельность. Вот как описывал события сам Казанова: «В начале мая аббат де Берни известил меня письмом, что я должен поехать в Версаль для встречи с аббатом де Лавилем. Последний спросил, готов ли я посетить восемь или десять военных кораблей, [12] стоящих на якоре в Дюнкерке, и достанет ли мне сообразительности сойтись с тамошними старшими офицерами настолько коротко, чтобы прислать ему подробный отчёт об общей вооружённости кораблей, о числе матросов, о боеприпасах всякого рода, о порядке управления и полицейской службе. Я ответил, что готов попытаться».
12
Французского флота. — Авт.-сост.
«Уже
Так как я говорил преимущественно о военно-морских флотах европейских стран, выдавая себя за большого знатока по этой части, а в своё время я действительно служил на флоте моей Республики, то через три дня я уже не только лично был знаком с капитанами боевых кораблей, но и подружился с ними.
Я болтал обо всём, что приходило в голову, скажем, об устройстве кораблей или о чисто венецианских приёмах маневрирования на море. И когда я нёс всякую чепуху, эти морские волки слушали меня с большим интересом, чем когда я толковал им о чём-то действительно разумном.
На четвёртый день один из капитанов пригласил меня отобедать на борту своего судна. Этого было достаточно, чтобы я тотчас же получил приглашение от всех остальных то ли на завтрак, то ли просто так закусить. И каждый, кто оказал мне такую честь, на весь день становился моим гидом. Я же проявлял интерес решительно ко всему, изучал каждый корабль вдоль и поперёк, спускался до самого нижнего трюма, задавал сотни вопросов и повсюду находил молодых офицеров, жаждущих поважничать передо мной.
Все они очень откровенно говорили со мной, и мне не стоило больших трудов выжать из них всё, что мне было нужно для составления подробного отчёта. Перед сном я записывал все достоинства и недостатки, подмеченные на соответствующем корабле. Спал я не более четырёх или пяти часов в сутки. За всё это время я не отвлекался на легкомысленный флирт. Справиться с заданием — вот что было единственной целью всех моих действий и помыслов. Я обедал то у делового партнёра Корнмана, то у мсье П., то в небольшом сельском доме. Мадам П. сопровождала меня туда и явно осталась очень довольна моим обхождением с ней, когда мы остались наедине. В общем, я дал ей исчерпывающие доказательства моей тёплой дружбы…
Выполнив своё задание, я простился со всеми и в почтовой карете отбыл обратно в Париж, для разнообразия выбрав иной маршрут, чем по пути в Дюнкерк…
Прибыв на место, я тут же отправился со своим донесением министру в Пале-де-Бурбон. Он не пожалел целых двух часов, чтобы вместе со мной вычеркнуть из него всё, что, по его мнению, было лишним.
Ночью я переписал донесение набело, а днём поехал в Версаль и вручил его аббату Лавилю. Тот прочитал мой отчёт, не выказывая никаких эмоций и без комментариев, и сказал, что в нужное время даст мне знать, насколько он хорош.
Через месяц я получил пятьсот луидоров и не без радости узнал, что военно-морской министр, мсье де Кремиль, нашёл мой отчёт не только тщательно составленным, но и достаточно содержательным. Тем не менее различные вполне обоснованные соображения не дали мне в полной мере насладиться признанием моих заслуг, которое мой покровитель искренно хотел мне выразить.
И всё потому, что это поручение влетело военно-морскому министерству в двенадцать тысяч ливров. Между тем министр мог бы без труда узнать обо всём, что я ему доложил, не затратив ни единого су. То же самое был бы в состоянии сделать для него любой молодой офицер и, даже не будучи семи пядей во лбу, произвести впечатление весьма способного человека.