100 великих некрополей
Шрифт:
В Хатыни он приказал выгнать всех жителей из домов на улицу, и вооруженные автоматами, гранатами и пулеметами солдаты в рогатых касках затопали, загремели своими тяжелыми сапогами по дворам, хатам, амбарам и сараям. Заглядывали в каждый угол, в каждую щель, в каждый закуток и всех выгоняли на улицу — мужчин, стариков, детей, больных и слабых старух. Кто-то успел обуться, а кого выгнали и босиком; тех, кто еще и ходить не умел, — несли на руках.. [82]
Потом фашисты загнали всех в овин, а там под крышей голуби летают или воркуют в своих гнездышках, и завидовали люди птицам, которые могут вылететь в отличие от них — запертых в ловушке, из которой не выбраться на волю. Тесно и
82
По дороге в овин только трем детям удалось скрыться Володе Яскевичу, его сестре Соне и Саше Желобковичу.
Догорала жизнь в Хатыни, а каратели еще расхаживали по дворам, выгоняли коров и свиней и грузили их на машины. Из хат вытаскивали велосипеды, швейные машинки, вышитые скатерти и полотенца, кружева, подушки, самовары, кадушки с салом… А когда до ниточки, до шерстинки, до зернышка очистили каждую хату, подожгли и саму деревню, и потянулись в небо над Хатынью черные и желтые столбы дыма. Пожар заглатывал все живое и неживое, солнце закрылось тучей, птицы старались улететь подальше от этого страшного ада.
Несколько дней горела Хатынь, а потом не стало и ее — только дымились головешки да блестели в горячей золе красные угли. Там, где когда-то стоял деревенский овин, в серой золе чернели обгоревшие людские кости. Зола и пепел, головешки и человеческие останки, обугленные бревна и обезображенные трупы — вот что осталось от Хатыни. 149 душ поглотило лютое пламя, и долгое время даже над остывшим пепелищем стоял тяжелый запах сгоревшей человеческой плоти. [83] И закаркало воронье, кружа над пепелищем…
83
Выжили тогда только три человека Виктор Желобкович, Антон Барановский и Иосиф Каминский.
Весной 1943 года прилетели в Хатынь аисты, которые испокон веков гнездились здесь. Прилетели аисты — и не нашли деревни: нет высоких лип и берез, нет старых колес на крышах, нет и самих крыш… Негде отдохнуть аистам после долгой дороги, покружились птицы над черным пепелищем, покружились и улетели…
После войны по решению ЦК Коммунистической партии Белоруссии и правительства республики на месте Хатыни был сооружен мемориальный комплекс — вечный памятник погибшим советским людям и сотням сел и деревень, сожженным и стертым с лица земли немецкими оккупантами.
На длинных вытянутых руках человек держит перед собой такого же, как и он сам, черного, обугленного мальчика. Голова его запрокинута, ноги свисают до колен высокого, сутулого старика, в облике которого узнаются черты работящего колхозного кузнеца Иосифа Каминского, чудом выбравшегося в тот страшный день из горящего овина.
Бронзовый исполин с мертвым мальчиком на руках в скорбном молчании глядит на обступивших его людей, которые смотрят на человека, воскресшего из мертвых. Часто и сам Иосиф Каминский останавливался возле бронзовой фигуры, качал седой головой и тихо говорил: «Люди, дорогие мои люди… Это — я, а это — мой сын, мой Адасик», — и умолкал, не в силах говорить дальше, поведать о той жуткой трагедии и поделиться своим горем. А потом, собравшись с силами, прерывистым голосом продолжал: «На мне горит одежда, тело горит, сам я весь в крови. Я к сыну, к Адасику моему, еще как-то подполз, поднял — а у него живот
Вот эту страшную трагедию сумел точно и тонко передать в бронзе талантливый белорусский скульптор Сергей Селиханов, создавший суровую и скорбную фигуру старика с мальчиком на руках. За спиной старика черные и серые, словно подернутые пеплом и припорошенные сажей фундаменты, венцы срубов и потрескавшиеся печные трубы, опаленные огнем… На тех местах, где когда-то стояли хатынские хаты, теперь высятся 26 стел и столько же бетонных срубов, которые никогда не поднимутся выше одного венца… Внутри сруба — тревожный силуэт обелиска-трубы, увенчанного колоколом, на обелиске — мемориальная плита с фамилиями и именами заживо сожженных хатынцев.
Бетонные дорожки проложены сегодня там, где были когда-то деревенские улочки. Но никто не вырастит на хатынских двориках сада, не поставит улья под яблоней, не прибьет скворечник на дерево. Там, где возле хат стояли лавочки, они стоят и теперь — только не деревянные, а из черного бетона. И не сядет сюда влюбленная парочка, и никогда не будут гулять в Хатыни веселые свадьбы, не раздастся крик малыша, не будут здесь играть на гармошке, не зазвучат скрипки и цимбалы, не послышится песня… Никто и никогда не зачерпнет воду из колодца, потому что Хатынь сегодня — это бронза и камень: есть здесь и калитки, но тоже из черного бетона, а на месте сожженного бревенчатого овина стоит другой — из черного мрамора… Хатынь — это безмерная людская скорбь, это памятник всем пепелищам Великой Отечественной войны и символ людского мужества…
Более 900 белорусских сел и деревень разделило судьбу Хатыни. Из них пепел и землю с огненных братских могил привезли в Хатынь, и урны с той землей легли под камни-памятники на Кладбище деревень. Ходят здесь люди, свои деревни и села отыскивают: Старица, Новоселки, Смуга, Зеленый Лог, Белая Лужа, Ладеево… Вдоль мемориала возвышается Стена памяти, которая расскажет о лагерях смерти, созданных гитлеровцами в Белоруссии. Ниши в этой стене вызывают в памяти зарешеченные окна тюремных казематов, в которых мучались и гибли сотни тысяч советских людей. Но окна эти напоминают и грозные бойницы: люди погибали, но не сдавались и не становились на колени, не предавали ни свою совесть, ни свои души. Об этом и звонят скорбные колокола Хатыни. Удары их надтреснутые, короткие, как зажатая в груди боль, — это стонет сама земля, принявшая муки, кровь и смерть 149 жителей Хатыни. Их останки покоятся в братской могиле, а над могильным холмом установлен Венец памяти из белого мрамора. На нем вырезаны слова восставших из пепла хатынцев к живущим:
Люди добрые, помните: любили мы жизнь, и Родину нашу, и вас, дорогие.
Мы сгорели живыми в огне.
Наша просьба ко всем: пусть скорбь и печаль обернутся в мужество ваше и силу, чтобы смогли вы утвердить навечно мир и покой на земле.
Чтобы отныне нигде и никогда в вихре пожара жизнь не умирала!
И наш ответ погибшим:
Вы не покорились фашистским убийцам в черные дни лихолетья.
Вы приняли смерть, но пламя любви вашей к Родине нашей советской вовек не погаснет.
Память о вас в народе бессмертна, как вечна земля и вечно яркое солнце над нею.
Над этой вечной землей и вечным солнцем, над Кладбищем деревень, в которых не осталось ни одной человеческой души, раздается звон колоколов, который бередит души человеческие.
Слышали вы в ХатыниТраурный перезвон?Кровь от ужаса стынет,Только раздастся он.Кажется, ты в пустыне,Выжжено все дотла —В той, военной, ХатыниПлачут колокола.