100 великих узников
Шрифт:
8 января 1737 года князя Д. М. Голицына приговорили к заключению в Шлиссельбургскую крепость и содержанию в ней под строгим караулом. Наказание, по обычаю того времени, распространялось и на родственников осужденного, близких и дальних: их предписывалось употребить к делам в отдаленные места, только "не в губернаторы". А движимое и недвижимое имущество отписать в казну…
Во второй половине дня 8 января в дом Д. М. Голицына явились генерал-полицмейстер Салтыков и генерал Игнатьев: они отобрали у князя "кавалерии", шпагу и бумаги, опечатали весь дом и поставили караул из 12 рядовых солдат под началом капрала и сержанта. На другой день князю приказали отправиться "в определенное
Поручик лейб-гвардии Измайловского полка, сопровождавший 1 князя до Шлиссельбурга, получил строгую инструкцию — в пути "никого до Голицына не допускать, чернил и бумаги не давать, и чтоб люди его всегда были при нем". В самой крепости к узнику был приставлен сержант Преображенского полка Голенищев-Кутузов, который должен был постоянно находиться при нем и никогда никуда без приказа не отлучаться.
Сам Д М. Голицын не мог выходить из назначенного ему жилья, только изредка ему разрешалось посещать церковь, когда там не было других молящихся, и всегда под строгим караулом. Прислуга же и вовсе была лишена церковного утешения. Все разговора князя со стражником и своими людьми, а также все разговоры прислуги между собой сержант должен был подробно записывать, для чего ему поручили вести дневник. Копии этого дневника регулярно посылались в "Кабинет Ее Величества"; туда же направлялись и письма, присылаемые князю, а также люди, которые эти письма привозили. Поручик Корф сообщал в правительствующий Сенат: "Оный старый безумец, бывший князь Дмитрий Голицын, еще не раз злобы свои на российские порядки изблевал, прежде чем помре".
Узник недолго томился в каземате Шлиссельбурга: преклонные годы, усилившиеся болезни, нравственные потрясения во время следствия и суда через три с половиной месяца после заключения в крепость свели его в могилу.
А из белья при нем найдено: белая пара, кофейная пара, дикая пара, кафтан и камзол черный, байковая рубаха. Из книг: Библия, рассуждения Титуса Ливия о древних германцах и книга злоказненного венецианца Боккалини "Известия с Парнаса".
Найдена также икона с изображением святого Филиппа и завещание, по коему все имущество князей Голицыных отдается его внуке. "Но ежели оная моя внука в обучении различным наукам успеха иметь не будет, то имение оное передать на строительство госпиталя для увечных воинов во граде Москве Дмитрий Голицын".
"Каналья курляндская" Бирон
Бироны принадлежали к одной из самых незначительных курляндских фамилий, родоначальником которой был дед Густав, называвшийся Бюреном. Он числился старшим конюхом герцога Курляндского и за свою службу был награжден мызой. Старший его сын отправился в Польшу, где со временем получил генеральский чин. Младший сын остался на родине, тоже был конюхом при дворе герцога, а потом сопровождал принца Александра (сына герцога Иакова) в Венгрию. После смерти принца он вернулся в Курляндию с экипажами покойного, получил чин капитана лесничих, владел отцовской мызой и имел трех сыновей. Эрнст Иоганн Бюрен был средним из них.
Закончив Кенигсбергский университет (по другим сведения, он его не закончил), Эрнст Иоганн отправился в Санкт-Петербург, чтобы найти себе место, но не нашел такого, которое удовлетворяло бы его непомерное честолюбие. Рассказывают, будто бы он просился даже в камер-юнкеры при дворе царевича Алексея, но ему было отказано, причем с презрительным замечанием, что он слишком низкого происхождения. В 1724 году Бюрен возвратился в Митаву. Он пристроился канцелярским писцом у П. М. Бестужева — обер-гофмаршала двора вдовствующей герцогини Анны Курляндской. Так у П. М. Бестужева нежданно-негаданно появился опасный соперник, которого он сам же и определил
Однажды Бюрен отвозил герцогине в ее загородный дворец какие-то бумаги на подпись, а так как он был ловким, смелым и сообразительным, то понравился Анне Иоанновне толковым объяснением всех тех дел, которые требовали ее решения. Подписав бумаги, герцогиня изъявила желание, чтобы он и впредь являлся к ней по делам. Через несколько недель она назначила Бюрена своим секретарем, а еще через какое-то время ввела в звание камер-юнкера.
Заняв видное положение, Бюрен сообразил, что его низкое происхождение и неказистая фамилия будут мешать ему в дальнейшей карьере. Недолго думая, он переменил свою фамилию Бюрен, распространенную в Курляндии, на "Бирон" и стал доказывать, что он — прямой потомок знатного французского рода Биронов. Вслед за этим начал хлопотать о том, чтобы его причислили к курляндскому дворянству, ссылаясь на то, что его отец служил в польском войске офицером. Когда ему отказали, он пожаловался герцогине, и та настояла на удовлетворении ходатайства Бирона, несмотря на противодействие знатных курляндских вельмож.
Анна Иоанновна все больше привязывалась к своему секретарю, считала его самым способным и преданным из сановников, окружавших ее. Многие не скрывали своего неудовольствия, что важный пост при дворе герцогини занимает человек столь низкого происхождения, никому не известный и не имеющий заслуг. Чтобы возвысить Бирона, герцогиня решила женить его на девушке из старинной и знатной дворянской семьи. Выбор ее пал на фрейлину Бенигну-Готлиб фон Тротита-Трейден — некрасивую старую деву, к тому же болезненную. В Курляндии семья Бирона жила в одном доме с герцогиней. В России было то же самое: в день восшествия Анны Иоанновны на русский престол семейство Биронов переехало в императорский дворец.
Бирон был совершенно чужд России и ее интересам и, приехав в Санкт-Петербург, не выказывал склонности заниматься государственными делами: его интересовали только лошади и карты. Императрица мало доверяла новым для нее лицам, которые окружили ее в России. Она сама потребовала от Бирона, чтобы он стал ее советником и принимал участие в государственных делах. Он был крайне честолюбив, лишен понятий о чести и долге, но обладал огромной энергией и настойчивостью в достижении своих личных целей. Людей, знавших Бирона, поражали частые перепады в его настроении — от милости к гневу, от изысканной лести к неприкрытой грубости…
Фаворит сначала стал разделять со своей государыней заботы по управлению государством, а затем и вовсе все прибрал к своим рукам. Это согласовывалось и с желанием Анны Иоанновны, которая вскоре предоставила ему всю верховную власть в государстве. Бирон окружил себя только такими людьми, в чью преданность верил — в основном немцами или теми из русских, кто соглашался безоговорочно поддерживать его. С их помощью он стал настоящим правителем России, издавая от имени Анны Иоанновны один указ за другим. По словам современников, Бирон терзал все государство и все сословия, заботясь только об укреплении своей власти и приобретении все больших почестей и богатств. Императрица жаловала его титулами и наградами, поместьями с тысячами крепостных душ и ценными подарками. Стоны и жалобы народа не доходили до Анны Иоанновны, а если и доходили, то Бирону и его сторонникам удавалось убедить императрицу, что народ бунтует, а потому только строгостью и жестокостью можно держать его в повиновении. Пользуясь влиянием на императрицу, Бирон сразу дал всем почувствовать свою силу и значение, старался избавиться от врагов и завистников, которые стояли у него на пути, хотя бы то были важные и знатные сановники. Многие из них были устранены, отданы под суд и сосланы, а некоторые даже казнены.
Богатство Бирона росло ежедневно, доходы были велики, а пышность и роскошь соперничали с царской. За пределами России он имел имение в Силезии, а также приобрел герцогство Курляндское. Курляндские дворяне теперь за честь для себя считали избрать в герцоги того, кого раньше не хотели признать даже равным себе. В июле 1739 года германский император прислал Бирону диплом на пожалование ему титула "светлейший", но тот долго не отвечал императору, считая, что титул этот должен был быть пожалован ему гораздо раньше.