Шрифт:
«А существует ли любовь?» – спрашивают пожарники
Он вышел из сутолоки вокзала и увидел пустынный прекрасный город. Было утро.
(А можно начать так: поезд, пробуждение под мерзкую музыку-побудку вагонного репродуктора, очередь в туалет, надвигающийся за окном город с нищими домами-коробками и унылой грязью… И лицо в заплеванном зеркале в вагонном туалете – помятое лицо. Овал лица – Обвал лица. И уже потом: «Он вышел из сутолоки вокзала и увидел пустынный прекрасный город».)
Было утро.
Он занял очередь на такси, и, радуясь, как ловко, расторопно он все сегодня делает, отправился звонить на студию. И сразу дозвонился.
– Диспетчер Андреева, – ответил голос.
– Я писатель.
– Кто вы? Говорите, пожалуйста, громче!
Он, как обычно, бестолково объяснил, что он – автор сценария, приехал на картину «Варенька» и что ему должна быть забронирована гостиница.
– Секундочку, – сказала женщина. – Пока, к сожалению, ничего. Но этим занимается Бродецкий. Позвоните через час.
Он огорчился. Он загадал, что сегодня у него все будет ладно с самого начала. В последнее время от частых неудач он стал суеверен. Он позвонил Режиссеру домой.
– Алло! С приездом, парень! С гостиницей в порядке?
Он сразу понял, что Режиссер все знает, но ответил.
– Вот гады, – радостно сказал Режиссер. – Но вообще-то они не виноваты. Это сейчас на всех картинах такое положение с гостиницами. Конгресс какой-то.
– Я понял. Я – без гостиницы, но не потому, что не уважают твою картину.
– Парень, ты с какого года, ты с какого парохода? – засмеялся Режиссер. Эта идиотская фраза означала у него почему-то шутку.
Договорились встретиться через час. Он позавтракал и через час был на студии. В вестибюле его встречал юный брюнет с радостно-развратным лицом. Это был Второй режиссер Сережа.
– Конечно, нету?
– Но ждем его с минуты на минуту, – весело ответил Сережа.
Все было как всегда. Режиссер не спешил, да и зачем спешить? Все в порядке – автор приехал, куда теперь торопиться? Он не осуждал Режиссера – снимать картину трудно и надо экономить силы. Сейчас Режиссер завтракал дома и экономил силы.
– Гостиницу ищут, – счастливо сказал Сережа.
– И скоро найдут?
– Скоро, – веселился Сережа. – Сам Бродецкий… занимается.
И подмигнул. Самые обычные фразы он умудрялся произносить неприлично.
В вестибюль вошел еще один юный брюнет, постарше, но все с тем же хамовато-развратным лицом:
– Похудел, помолодел, зазнался!
Он с изумлением понял, что Сережин двойник обращался к нему. Откуда-то он знал этого типа. А может быть, и не знал. Может быть, просто видел в каком-то фильме. А может быть, и не видел. Может быть, даже тип его не знал. Здесь это было несущественно. Здесь была киностудия.
– Ну, как ты? – живо поинтересовался двойник.
– Я? Ничего.
– А вообще?
– Тоже ничего.
– Ну вот и хорошо.
И Сережин двойник сложил руки загончиком, поймал его голову, и они радостно расцеловались.
– Анекдот хочешь? Летят два кирпича с крыши. Один другому и говорит: «Что-то погода сегодня плохая». А другой кирпич отвечает: «Это ничего. Лишь бы человек попался хороший». Смешно. Говорят, ты что-то хорошее написал? Я не читал, но все хвалят.
– Спасибо.
– «Спасибо» в ж. не засунешь.
– Видел, видел.
Он боялся, что брюнет начнет пересказывать японский фильм.
– Ну где же ты? Мы все тебя ждем, а ты тут ля-ля.
В вестибюль вошел Режиссер.
– Хорошо выглядишь, парень.
Режиссер выставил руки знакомым загончиком, поймал его голову, и они радостно расцеловались.
И тотчас перед Режиссером возник Сережа-первый.
– Сережа – мировой парень, – сказал Режиссер. – Но у него – хобби: ленив, болтлив и обожает удовольствия. Чувственен до озверения. Он у нас здесь – сектор сладкой жизни. – И добавил заботливо: – Что с его гостиницей, Сережа?
– Скоро будет. Бродецкий занимается.
Потом они помчались по бесконечному кругу-коридору. На этом чертовом круге все бежали, не забывая общаться на бегу. И Режиссер тоже общался:
– Здравствуй! Автор приехал. Вытащил в кои-то веки. Смотри, как выглядит – красавец! Еще бы! Проживает сейчас на юге в городе-курорте, бары, солнце утомленное, а мы с вами в таком климате живем – того и гляди снег пойдет… – и ему: – Главное сейчас нам с тобой переделать начало и конец. Здесь ты больше всего врешь. Ха-ха, отец, не обижайся. Здравствуйте!. Знакомьтесь. Автор – вытащил в кои-то веки На юге проживает. – ему: – Значит, о начале картины. Здравствуйте! А это – автор! Вытащил, живет на юге. Как Чехов, в ласковом солнце живет – вишь, какой кругленький, загорелый, а мы тут с вами на ладан дышим. Значит, о начале картины. Они у тебя знакомятся на эк… экс… на экска… латоре. Слово дурацкое. Но вообще-то красиво: ночь, поднимается абсолютно пустой эк… скалатор, и на нем двое. Только двое. И вот уже он познакомился с ней.
Он познакомился с ней, когда учился в университете.
Она шла впереди него в густой толпе к эскалатору.
Он сразу удивился, как прекрасно она шла, будто танцуя. Он обогнал ее, оглянулся и обрадовался прелести ее лица. Он заговорил. Когда он заговаривал с незнакомыми девушками, они или торопливо хихикали, или отвечали независимо-грубо. Но при том и те и другие заботились о произведенном впечатлении. А она не заботилась… Он рассказал ей тогда какую-то историю, прекрасную историю, которую он где-то прочитал. Он тогда много читал. А она посмотрела на него круглыми зелеными глазами и сказала:
– А я этого и не знала.
Ему было с ней легко. Сразу легко. Он проводил ее домой, и она сама его спросила:
– Когда мы встретимся?
(– Я тебя пожалела тогда в метро, ты очень смешно выпячивал грудь, когда подошел ко мне. И я сразу все про тебя поняла. Мне стало тебя жалко, потому что ты был совсем один. Один-один! А потом, когда ты меня проводил, уже не жалко. Потому что я подумала – ты и есть «кумир». – Она засмеялась. – Понимаешь, у девушки странная привычка кому-то поклоняться. И как раз перед тобою закончилась неудачная любовь. Как положено дуре, сначала девушка жить не захотела. Ну а потом воспряла духом, все косточки в порядок привела и дала себе слово со всеми «кумирчиками» завязать. Ха-ха-ха. Независимость и мужественность на повестке дня у девушки! И вот некстати появился ты.)