1115 вопросов священнику
Шрифт:
Обратимся к предсказаниям Гумилева о своей смерти.
В стихотворении «Рабочий» поэт погибает на берегу Двины, а не близ Петрограда у станции Бернгардовка. Почему Двина? На Двине в районе фольварка Арандоль весной 1916 года стоял Александровский полк, в котором Гумилев служил в чине прапорщика. Имеется рассказ полковника А.В. Посажного в записи Ю.А. Топоркова: «В 1916 году, когда Александрийский гусарский полк стоял в окопах на Двине, шт. — ротмистру Посажному пришлось в течение почти двух месяцев жить в одной с Гумилевым хате. Однажды, идя в расположение 4-го эскадрона по открытому месту, шт. — ротмистры Шахназаров и Посажной и прапорщик Гумилев были неожиданно обстреляны с другого берега Двины немецким пулеметом. Шахназаров и Посажной
В стихотворении «Я и Вы» ничего не сказано о насильственной смерти. Речь идет о безвестной кончине бездомного человека.
В основу «Заблудившегося трамвая» положена ложная, чуждая христианству мысль о том, что на земле человек проживает несколько жизней. Никакого предвидения реальной трагической кончины здесь нет.
Эта же мысль выражена в последней строке сонета «Я, верно, болен: на сердце туман...»: «Мы дрались там... Ах, да! я был убит».
В стихотворении «В пустыне» говорится о смерти от жажды.
Нет предвидения обстоятельств смерти ни в сонете «Как конквиста?дор в панцире железном», ни в «Африканской охоте»: «истекая кровью, аплодирую уменью палача».
Надо заметить, что сам Гумилев в реальной жизни не переживал то, что он писал о своей смерти. Поэт и литературовед Владислав Ходасевич так рассказывает о своей последней встрече с Гумилевым за несколько часов до его ареста: «Говорил много, на разные темы. Мне почему-то запомнился только его рассказ о пребывании в царскосельском лазарете, о государыне Александре Федоровне и великих княжнах. Потом Гумилев стал меня уверять, что ему суждено прожить очень долго — ”по крайней мере до девяноста лет». Он все повторял: ”Непременно до девяноста лет, уж никак не меньше»». (Некрополь. Гумилев и Блок).
Может ли поэт предчувствовать смерть? Может. Об этом свидетельствует поэзия Осипа Мандельштама. Источником предчувствий смерти было необыкновенно чуткое восприятие проявления зла в этом мире и сознание своей трагической беспомощности перед лицом царящего в нем насилия («Мне на плечи кидается век-волкодав, / Но не волк я по крови своей»). Уже в раннем, 1911 года, стихотворении из сборника «Камень» поэт писал: Как кони медленно ступают, Как мало в фонарях огня! Чужие люди, верно, знают, Куда везут они меня. Это чувство тревоги не слабело с годами: Век мой, зверь мой, кто сумеет Заглянуть в твои зрачки И своею кровью склеит Двух столетий позвонки? (Век. 1922)
А через девять лет поэт написал пронзительные строки, в которых звучит полная покорность перед лицом постепенно надвигавшейся насильственной смерти: Лишь бы только любили меня эти мерзлые плахи – Как прицелясь на смерть городки зашибают в саду, – Я за это всю жизнь прохожу хоть в железной рубахе И для казни петровской в лесах топорище найду. («Сохрани мою речь навсегда...». 1931)
Предчувствия О. Мандельштама реальны. Но это не пророчества, а человеческий дар — мучительно и остро чувствовать трагедию этого мира, который весь «лежит во зле» ( 1Ин. 5:19).
Пророчество же дело не человеческое, а Божественное: «Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым» ( 2Пет. 1:21).
Каковы примеры из истории Церкви, свидетельствующие о силе крестного знамения?
иеромонах Иов (Гумеров)
Уже святые апостолы силою крестного знамения совершали чудеса. Однажды апостол Иоанн Богослов нашел лежащим при дороге больного человека, сильно страдавшего
Преподобный Антоний Великий говорит о силе крестного знамения против демонов: «Посему, когда демоны приходят к вам ночью, хотят возвестить будущее или говорят: «Мы — ангелы», не внимайте им — потому что лгут. Если будут они хвалить ваше подвижничество и ублажать вас, не слушайте их и нимало не сближайтесь с ними, лучше же себя и дом свой запечатлейте крестом и помолитесь. Тогда увидите, что они сделаются невидимыми, потому что боязливы и особенно страшатся знамения креста Господня. Ибо, крестом отъяв у них силу, посрамил их Спаситель» (Житие преподобного отца нашего Антония, описанное святым Афанасием в послании к инокам, пребывающим в чужих странах. 35).
В «Лавсаике» рассказывается о том, как авва Дорофей, сотворив крестное знамение, выпил воду, взятую из колодца, на дне которого был аспид: «Однажды авва Дорофей послал меня, Палладия, часу в девятом к своему колодцу налить кадку, из которой все брали воду. Было уже время обеда. Придя к колодцу, я увидел на дне его аспида и в испуге, не начерпав воды, побежал с криком: «Погибли мы, авва, на дне колодца я видел аспида». Он усмехнулся скромно, потому что был ко мне весьма внимателен, и, покачав головой, сказал: «Если бы диаволу вздумалось набросать аспидов или других ядовитых гадов во все колодцы и источники, ты не стал бы вовсе пить?» Потом, придя из кельи, он сам налил кадку и, сотворив крестное знамение над ней, первый тотчас испил воды и сказал: «Где крест, там ничего не может злоба сатаны»».
Преподобный Венедикт Нурсийский (480–543) за строгую свою жизнь был избран в 510 году игуменом пещерного монастыря Виковаро. Святой Венедикт с усердием правил монастырем. Строго соблюдая устав постнического жития, он никому не позволял жить по своей воле, так что иноки стали раскаиваться, что выбрали себе такого игумена, который совершенно не подходил к их испорченным нравам. Некоторые решили его отравить. Они смешали яд с вином и дали пить игумену во время обеда. Святой сотворил над чашею крестное знамение, и сосуд силою святого креста тотчас же разбился, как бы от удара камнем. Тогда человек Божий познал, что чаша была смертоносна, ибо не могла выдержать животворящего креста» ( Димитрий Ростовский, святитель. Житие преподобного отца нашего Венедикта. 14 марта).
Протоиерей Василий Шустин (1886–1968) вспоминает о старце Нектарии Оптинском: «Батюшка говорит мне: «Вытряси прежде самовар, затем налей воды, а ведь часто воду забывают налить и начинают разжигать самовар, а в результате самовар испортят и без чаю остаются. Вода стоит вот там, в углу, в медном кувшине; возьми его и налей». Я подошел к кувшину, а тот был очень большой, ведра на два, и сам по себе массивный. Попробовал его подвинуть, нет — силы нету, тогда я хотел поднести к нему самовар и налить воды. Батюшка заметил мое намерение и опять мне повторяет: «Ты возьми кувшин и налей воду в самовар». — «Да ведь, батюшка, он слишком тяжелый для меня, я его с места не могу сдвинуть». Тогда батюшка подошел к кувшину, перекрестил его и говорит: «Возьми», — и я поднял и с удивлением смотрел на батюшку: кувшин мне почувствовался совершенно легким, как бы ничего не весящим. Я налил воду в самовар и поставил кувшин обратно с выражением удивления на лице. А батюшка меня спрашивает: «Ну, что, тяжелый кувшин?» — «Нет, батюшка. Я удивляюсь: он совсем легкий». — «Так вот и возьми урок, что всякое послушание, которое нам кажется тяжелым, при исполнении бывает очень легко, потому что это делается как послушание». Но я был прямо поражен: как он уничтожил силу тяжести одним крестным знамением!» (См.: Шустин Василий, протоиерей. Запись об Иоанне Кронштадтском и об Оптинских старцах. М., 1991).