112 дней на собаках и оленях
Шрифт:
Я видел зарю новой жизни
После окончания Великой Отечественной войны автор этой книги летел с Северного флота, места своей службы,
…Колымская ночь застала нас с юным каюром-якутом Андрюшей Слепцовым далеко от селения. Собаки остановились. Наиболее уставшие мгновенно полегли на снег. И сколько ни погонял каюр, сколько ни убеждал их и словом и остолом — палкой, они не двигались с места.
— Пристали собачки! Дорога худая-худая! — сказал мальчик. — Придется, однако, туто-ка заночевать!
Андрюша не спеша достал мешок с мороженой нельмой. Собаки вмиг оживились, предчувствуя сытный ужин. Андрюша так же не спеша, деловито, разрубил каждую нельму пополам и стал кидать куски в первую очередь собакам, наиболее старательно тянувшим нарты. Насытившись, все легли клубочками друг возле друга.
Крупные звезды прятались в дрожащих огнях северного цветного сияния. Зачарованно смотрел я на нарядное небо. И вспомнил: сегодня 21 декабря — день рождения товарища Сталина! Я сказал об этом своему юному другу Андрюше.
Мальчик всполошился.
— Такой день! Такой день! Как же нам его отметить?
Он побежал в тайгу и вскоре вернулся с охапкой валежника. Потом он пошел за второй, третьей. И запылал костер. Огонь с шипением и треском пополз змейками по сухому валежнику. Пламя высоко поднялось к небу.
— Какой огонь! Какой огонь! — восторгался Андрюша, подбрасывая в костер валежник. — Большой-большой, в честь самого большого человека!
Андрюша отвязал чайник, болтавшийся за грядкой нарты, и сварил крепкий, как пиво, чай. После мучительной езды по снежным застругам нам стало тепло и радостно от костра и чая.
Костер был такой большой и яркий, что мы позабыли на время о красоте чудесного северного сияния. Собаки, почувствовав тепло, привстали, отряхнули свои пушистые шубы и расположились поближе возле костра.
— Вы видели товарища Сталина? — вдруг спросил мальчик.
— Да, видел, — ответил я, и лицо Андрюши засияло от радости.
— Какой счастливый, — сказал Андрюша, трогая меня за рукав кухлянки. — Видел товарища Сталина!.. У нас, якутов, говорка есть: товарищ Сталин такой сильный богатырь, что может пробить в тайге большую дорогу до самого океана! Правда ли, что он соединяет реки с реками и моря с морями? Правда ли, что делает большие дороги в тайге? Правда ли, что большевики умеют летать как птицы? Правда ли, что умеют ездить даже под землей?
Я ответил, что это правда, и стал рассказывать мальчику о товарище Сталине, о советской власти, о том, что она делает все, чтобы лучше жилось трудящемуся человеку на родной земле.
Андрюша слушал меня, поправляя большой палкой костер, и когда я заговорил о самолетах, необычайно
— Самолеты! Самолеты! Они даже снятся мне… Каждую осень от нас на юг летят птицы. Ой, и много же их летит! Словно туча по небу от края и до края. Даже солнышко затмевают… Когда мне было шесть лет, попросил я деда: привяжи меня к лебедю! — Это еще зачем? — удивился дед. — А хочу, однако, землю нашу, советскую, посмотреть всю от Холодного до Теплого моря. — Дед покачал головой: — Подожди, Андрюша, товарищ Сталин пришлет к нам в тайгу других лебедей. Проезжие люди говорили: будут скоро здесь летать самолеты с большими красными звездами на крыльях. И мы с тобой на этих машинах за тысячу верст быстро слетаем, куда хочешь.
— Правда ли все это? — спросил меня Андрюша.
— Правда! — ответил я.
— Тогда на первой же машине полечу непременно в Москву, к товарищу Сталину, учиться летному делу, — сказал мальчуган, сверкнув глазенками.
— Посмотрю сверху, как птица, на родную Колыму, на родной дом. Ведь еще ни один якут пока не летал на самолете…
Все это вспомнилось мне через много лет, на пути с фронта в Москву.
Мне попал в руки старый номер иллюстрированного журнала. Мое внимание особенно привлек один из фотоснимков — портрет молодого летчика, награжденного боевыми орденами. Показалось знакомым его скуластое, смуглое лицо. Где видел я этого жизнерадостного, улыбающегося человека? И чем больше всматривался в портрет, тем отчетливее вставала передо мной далекая колымская тайга. Вспомнился большой костер, зажженный якутским мальчиком-мечтателем Андрюшей Слепцовым в честь рождения Великого человека…
Под фотографией я прочел: «Андрей Иванович Слепцов, командир самолета, награжденный орденами и медалями за участие в Великой Отечественной войне».
Значит, Андрюша сменил собачью упряжку на самолет, защищал Родину от фашистов.
— Чем вы заинтересовались? — полюбопытствовал мой сосед — инженер.
Я передал ему журнал и рассказал о зимней колымской ночи и большом костре на берегу реки.
— Ничего удивительного! — ответил сосед, возвращая журнал. — Это и есть наша советская действительность. Пастушонок стал прославленным советским генералом, заводской рабочий — министром, колхозник — ученым с мировым именем, лауреатом Сталинской премии! Это и есть советская жизнь.
…Прошел месяц. Я собирался лететь на юг. На одном из центральных московских аэродромов во время заправки машины кто-то подошел ко мне сзади и положил легонько руку на плечо. Я обернулся и увидел молодого человека в кожаном летном реглане.
— Неужели Андрюша?
— Так точно, ваш давний спутник. Пересел, как видите, с нарты на машину. По путевке комсомола… А помните костер близ Колымы? — мечтательно спросил он. — В честь самого большого человека! Это ему — нашему отцу и другу — мое горячее, сыновнее спасибо!
И потекла взволнованная беседа о Крайнем Севере. Андрей Слепцов рассказал, как стал летчиком. А я вспомнил свою поездку 1932 года из Чаунской губы на запад через Восточную тундру, через Островное, за пять тысяч километров по кочевьям чукчей и заимкам якутов, через Колыму, Индигирку и Яну к столице Якутии и далее в Москву.
Андрей Иванович попрекнул меня, что я не написал поподробнее об этой поездке. Чем был Север и каким он стал…
— Ведь о нашем крае знают очень мало, — сказал он.