«12+13». Перепрограммирование судьбы через прошлые воплощения с психологом или самостоятельно

Кляйн Валентина

Я склонна считать, что в регрессию стоит идти, только если причины

в этой жизни найти невозможно. Или все причины найдены, все отработаны, но проблема возвращается.

Когда я училась на психолога, нам, студентам, говорили, что есть проблемы, которые вообще решить в терапии невозможно. Их мало, но они есть. Где психология признает своё бессилие.

Вот тут метод регрессии – бинго!!! 100 % попадание в яблочко.

Были случаи, когда клиент, получая поддержку и в индивидуальной терапии, и в групповой, и параллельно с разными психологами, все равно пребывал год в состоянии, что хоть сейчас иди и прыгай из окна. Потом правильно

сформулированный запрос в регрессию, 2 часа погружения – и происходила словно подмена человека.

Чувство – как будто спал долго и ОЧНУЛСЯ. И даже не верит, что это он вот так жил последние годы. И это новое состояние оставалось стабильным.

Анализ ДНК или гипс?

Регрессия без обычной психотерапии – это представьте, что пришёл человек, говорит: «Мне так больно ходить по земле, что аж жить неохота. Сделайте мне, может, анализ ДНК, может, там причина?» А ты смотришь на него и видишь – нога сломана. Говоришь: «Какая ДНК???! Давай, может, кость назад вправим, зашьём, ГИПС наложим, перевязки придётся поделать несколько раз?»

Глядишь, и ДНК не понадобится… А клиент отвечает: «Ой, нет, это, наверное, больно, страшно, долго и дорого. Я не готов».

Анализ ДНК или подобный действительно может потом пригодиться: вдруг он ноги каждый месяц заново ломает?

Может, кости от природы хрупкие у человека, и тогда можно найти первопричину в регрессии и убрать ее, починить сломанную хромосому. Но пока нога сломана, я голосую за первостепенность гипса.

Если в этой жизни сломал ногу, значит, лечим обычной психотерапией, если родился горбатым, значит, работаем регрессией.

Хотя, конечно, бывают случаи, что и нога цела, и горб отсутствует. А вот наступил час Х – и горб резко вырос. Тогда тоже в регрессию.

Например, жила клиентка до 30 лет замечательно, потом – опа – и за год словно ураганом по жизни прошлись. Развод, операции, панические атаки, либидо словно отрезали, затяжная депрессия, год не вставая с кровати, атрофия мышц. Вот такие ситуации я имею в виду под метафорой «резко вырос горб».

Я видела восхитительные результаты и от психотерапии, и от регрессии. В моем представлении они предназначены для разных ситуаций. Эти два метода – они не конкурируют – они прекрасно ДОПОЛНЯЮТ друг друга.

Для меня психотерапия – это кухня. Регрессии – это КОФЕМОЛКА на кухне, это один из очень важных и узкоспециализированных инструментов.

Но едва ли стоит пытаться ежедневные блюда на кофемолке готовить. Можно, конечно, но эффективность сомнительная.

Для ежедневных задачек есть более элементарные и более действенные инструменты в обычной психологии.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

Регрессия «Почему у Тони панические атаки и аэрофобия?»

Антонина, 26 лет, свадебный фотограф, детей нет, в гражданском браке 8 лет.

Обратилась ко мне как психологу с проблемой панических атак. Они впервые появились 5 лет назад.

Панические атаки – это резкие бесконтрольные вспышки ужаса без видимых на то причин. Человеку кажется, что он сейчас умрет. Хотя реальной опасности нет.

Антонина уже ходила к психотерапевту по этому поводу 4 года назад, было 5 встреч. Со слов Антонины, учились правильно дышать, настраиваться, справляться с приступами. Та к же психотерапевт выписала таблетки.

С причинами не работали. Но клиентке помогло на время. Затем она целенаправленно сделала прыжок на тарзанке в пропасть с моста. И после этого 2,5 года панические атаки полностью отсутствовали. Затем они вернулись. Границы, в которых мы работали, были следующими. У нас было 30 дней. Она выиграла в конкурсе бесплатную путевку на обучение по своей профессии, в связи с чем через месяц нужно было лететь на самолете. Предыдущий самолёт два месяца назад она пережила с панической атакой, причём самой мощной, длительной и тяжелой за всю ее жизнь. Она ещё сутки не могла быть после неё во вменяемом состоянии. Вызвали в итоге скорую, чтобы медикаментозно привести психику в норму.

После этого она испытывала такой лютый ужас при мысли о том, что нужно будет входить в самолёт, что вообще не верила, что она ещё когда-то в своей жизни в него войдёт. И тут сбылась ее мечта – она выиграла обучение, о котором только грезила. Что делать?

Тоня приняла решение бросить все силы на психотерапию. После первой встречи решила, что я ей как специалист подхожу, и купила у меня абонемент на месяц на 8 часов.

Итак. У нас 8 часов.

На первых встречах я исследовала ее биографию, какие травматичные события были 5—6—7 лет назад, т. е. за год-два до первой панической атаки. Ничего особенного не находилось в этот период. Я пробовала с другой стороны: что на сегодняшний день больше всего тяготит? Отработали несколько тяжелых травм с мамой. Мать всю жизнь страдала серьезной стадией алкоголизма и при этом ещё болела эпилепсией. Отец был также запойным и умер у неё на глазах от приступа кашля (так это внешне выглядело).

Алкоголизм – это болезнь замороженных чувств. Алкоголь – анестезия от острой душевной боли. Люди пьют, чтобы не проживать всю остроту бывших обид, страхов, ненависти, вины и стыда, чтобы «выключить» реальность.

Есть старший брат, отношения с ним всегда были крайне сложными, дрались до крови. Сейчас не общаются вообще. Брат сидел 5 раз в тюрьме. В общем, как сама Антонина оценила свою биографию: вся жизнь от начала до отъезда из дома в другой город (в 19 лет) – это сплошной кошмар.

Какие-то кусочки травм нам удалось отработать. Читатели, знакомые с психотерапией, поймут: чтобы «подлечить» такое детство, нужен МИНИМУМ год, а скорее несколько лет еженедельной работы с психологом.

Состояние улучшалось, панические атаки в полном цикле ушли. Но продолжались ежедневные подступы атак, с которыми она уже давно научилась сама и без меня справляться.

Валентина: «Что ты чувствуешь, когда начинается паническая атака, какие метафоры, ассоциации приходят в голову?» Антонина: «Да разве это важно?! Они же у всех похожи».

Валентина: «Нет, они очень разные. Опиши».

Антонина: «Ну, мне становится как будто тесно, тяжело дышать, кажется, что я сейчас задохнусь, умру. Первые годы я не могла находиться в толпах людей, в торговых центрах. Ещё я безумно испугалась пару лет назад в метро. Поезд очень сильно разогнался, затем резко ударил по тормозам, свет погас. Все люди полетели друг на друга, потом тишина, темно… Когда включили свет, все в ужасе смотрели друг на друга. После этого я не могла больше спускаться в подземку. Пришлось уехать из Москвы из-за этого, поменять город проживания. Ещё я очень боюсь ездить в машине в тоннелях. Мне кажется, что он сейчас обрушится и нас задавит, засыплет».