12 историй о любви

Дюма-отец Александр

– Да, монсеньор.

– И я их не видел!

– Они слишком осторожны, чтобы подвергать опасности себя, а также и ваше высочество.

– И меня даже не известили!

– Почему же нет, монсеньор? Как раз этим я сейчас и занимаюсь.

– А что они собираются здесь делать?

– Но ведь они, монсеньор, явились на встречу, которую вы им сами назначили.

– Я! Я назначил им встречу?

– Разумеется. В тот самый день, когда ваше высочество были арестованы, вы получили письмо от господ де Гизов

и через мое посредство ответили им, слово в слово, что они должны быть в Париже с тридцать первого мая до второго июня. Сегодня тридцать первое мая. Если вы забыли господ де Гизов, то господа де Гизы, как видите, вас не забыли, монсеньор.

Франсуа побелел.

С того дня произошло столько событий, что он упустил из виду это свидание, несмотря на всю его важность.

– Верно, – сказал он, – но между мною и господами де Гизами больше не существует тех отношений, которые существовали тогда.

– Если это так, монсеньор, – сказал граф, – вам лучше предупредить их, ибо мне кажется, что у них на этот счет совсем иное мнение.

– То есть?

– Вы, быть может, полагаете, что развязались с ними, монсеньор, но они продолжают считать себя связанными с вами.

– Это западня, любезный граф, приманка, на которую такой человек, как я, во второй раз не попадется.

– А где же монсеньор попался в первый раз?

– Как где я попался?! Да в Лувре, клянусь смертью Христовой!

– Разве это было по вине господ де Гизов?

– Я не утверждаю, – проворчал герцог, – я не утверждаю, я только говорю, что они ничего не сделали, чтобы помочь мне бежать.

– Это было бы нелегко, так как они сами находились в бегах.

– Верно, – прошептал герцог.

– Но, как только вы очутились в Анжу, разве они не поручили мне сказать вам, что вы можете всегда рассчитывать на них, как они рассчитывают на вас, и что в тот день, когда вы двинетесь на Париж, они тоже выступят против него.

– И это верно, – сказал герцог, – но я не двинулся на Париж.

– Нет, двинулись, монсеньор, раз вы в Париже.

– Да, я в Париже, но как союзник моего брата.

– Разрешите заметить вам, монсеньор, что Гизам вы больше чем союзник.

– Кто же я им?

– Монсеньор – их сообщник.

Герцог Анжуйский прикусил губу.

– Так вы говорите, что они поручили вам объявить мне об их прибытии?

– Да, ваше высочество, они оказали мне эту честь.

– Но они не сообщили вам причин своего возвращения?

– Зная меня за доверенное лицо вашего высочества, они сообщили мне все: и причины и планы.

– Так у них есть планы? Какие?

– Те же, что и прежде.

– И они считают их осуществимыми?

– Они в них уверены.

– А цель этих планов по-прежнему?..

Герцог остановился, не решаясь выговорить слова, которые должны были последовать за теми, что

он произнес.

Монсоро закончил его мысль:

– Да, монсеньор, их цель – сделать вас королем Франции.

Герцог почувствовал, как лицо его краснеет от радости.

– Но, – спросил он, – благоприятный ли сейчас момент?

– Это решит ваша мудрость.

– Моя мудрость?

– Да. Вот факты, факты очевидные, неопровержимые.

– Я слушаю.

– Провозглашение короля главой Лиги было всего лишь комедией, в ней быстро разобрались, а разобравшись, тут же осудили ее. Теперь начинается противодействие, и все государство поднимается против тирана, короля и его ставленников. Проповеди звучат как призывы к оружию; в церквах, вместо того чтобы молиться богу, проклинают короля. Армия дрожит от нетерпения, буржуа присоединяются к нам, наши эмиссары только и делают, что сообщают о новых вступлениях в Лигу. В общем, царствованию Валуа приходит конец. В этих условиях господам де Гизам необходимо выбрать серьезного претендента на трон, и их выбор, натурально, остановился на вас. Так вот, отказываетесь ли вы от ваших прежних замыслов?

Герцог не ответил.

– О чем вы думаете, монсеньор? – спросил Монсоро.

– Проклятие! – ответил принц. – Я думаю…

– Монсеньор знает, что может говорить со мной вполне откровенно.

– Я думаю о том, – сказал герцог, – что у моего брата нет детей, что после него трон должен перейти ко мне, что король не крепкого здоровья. Зачем же мне в таком случае суетиться вместе со всем этим людом и в бессмысленном соперничестве марать мое имя, достоинство, мою братскую привязанность и, наконец, зачем мне добиваться с опасностью для себя того, что причитается мне по праву?

– Вот как раз в этом, – сказал Монсоро, – ваше высочество и ошибаетесь: трон вашего брата перейдет к вам только в том случае, если вы им завладеете. Господа де Гизы сами не могут стать королями, но они не допустят, чтобы на троне сидел неугодный им король. Они рассчитывали, что тем королем, который сменит ныне царствующего, будете вы, ваше высочество, но в случае вашего отказа они найдут другого, предупреждаю вас.

– Кого же? – вскричал герцог Анжуйский, нахмурившись. – Кто посмеет сесть на трон Карла Великого?

– Бурбон вместо Валуа, вот и все, монсеньор, потомок святого Людовика вместо потомка святого Людовика.

– Король Наваррский? – воскликнул Франсуа.

– А почему бы и нет? Он молод, храбр. Правда, у него нет детей, но все уверены, что он может их иметь.

– Он гугенот.

– Он! Да разве он не обратился во время Варфоломеевской ночи?

– Да. Но позже он отрекся.

– Э! Монсеньор, то, что он сделал ради жизни, он сделает и ради трона.

– Значит, они думают, что я уступлю мои права без борьбы?