13 месяцев

Стогов Илья Юрьевич

Когда ты взлетаешь, то всегда думаешь о чем-нибудь в этом роде. Втискиваешься в алюминиевую кастрюлю, повисаешь на высоте одиннадцати километров над промерзшей землей и начинаешь понимать, что прожил жизнь неправильно… что тратил ее не на то, на что стоило тратить… а потом ты приземляешься, подошвами касаешься земли и не можешь поверить: Господи! Неужели я и в самом деле думал обо всей этой херне?!

3

Из-за того, что самолет двигался с запада на восток,

у меня было ощущение, что на месте я буду только завтра. Ведь прежде, чем мы приземлимся, должна будет пройти ночь.

Правда, для меня ночь будет длиться всего пару часов. Наступит полночь, мы начнем снижаться и приземлимся сразу в полудне завтрашнего дня.

По прямой из Петербурга в Петропавловск-Камчатский лететь больше тринадцати часов. Поэтому в пути самолету нужна передышка и дозаправка. Через пять часов после взлета мы начали снижаться для промежуточной посадки в Красноярске.

Температура в Красноярске была —14 °C. Разница во времени с Петербургом — четыре часа. То есть у меня дома был ранний вечер, а здесь — глубокая ночь.

Транзитный зал был выстроен посреди заснеженного сибирского поля. Внутри рядами стояли кресла и еще был небольшой бар, всего на четыре столика. За одним девушка кушала мороженое. За тремя оставшимися мужчины стаканами пили водку. Под надписью «НЕ КУРИТЬ» стояла толпа мужчин с сигаретами. Среди них я разглядел и милиционера в форме.

Сидеть просто так было скучно. Я решил купить в баре бутылку минеральной воды.

В очереди передо мной стоял мужчина в камуфляжных штанах.

— Сок есть?

— Есть.

Долгая пауза. В этих краях торопиться не принято.

— А яблочный есть? В порядок себя приводить надо.

— Есть и яблочный.

— Нужно в порядок себя приводить.

— Наливать сок?

— Да. Яблочный. И водки. Двести пятьдесят.

— Двести пятьдесят?

— Влезет в чашечку двести пятьдесят? Если не влезет, то хотя бы двести.

Девушка наливает напитки в старые фаянсовые чашки с погрызенными краями. Мужчина не спеша, громко глотая, выпивает водку, чуть пригубляет сок и надолго задумывается.

— Еще чего-нибудь?

— Я ребятам говорю: мне же еще лететь! На самолете! А им не остановиться!

— Еще чего-нибудь?

— Да. Соку.

— Сколько?

— Чашечку. И водочки.

— Еще двести пятьдесят?

— Влезет в чашечку двести пятьдесят? Если не влезет, то хотя бы двести.

Девушка наливает ему в чашку еще двести пятьдесят граммов водки. Мужчина не спеша ее допивает. Смущенно улыбается. Трет переносицу. Кладет деньги и, шаркая подошвами, отходит покурить.

4

Потом в самолете я все-таки заснул. Поспать удалось всего минут сорок. Когда проснулся, ниже самолета лежала невнятная пенопластовая поверхность. Может быть, тундра. Может быть, замерзший океан.

Русские завоевали Сибирь меньше четырехсот

лет назад. Темпы покорения необъятной территории поражают. Чтобы добраться от Урала до Тихого океана, казакам понадобилось всего сорок лет.

Правда, прогресс не стоит на месте. Мой «Ту-154» преодолел тот же путь всего за пять часов.

От взятой из дому книжки уже тошнило. Я стал просто смотреть в окно. Это было немного неудобно, потому что ровно мне в нос упиралась спинка впередистоящего кресла.

У меня было ощущение, что из дому я вышел несколько лет назад. Неужели печенье Choco-Pie я покупал всего лишь сегодня утром?

Во время посадки в Красноярске у самолета сменился экипаж. Теперь пилот вел самолет так, словно это был его личный велосипед. Резко заламывал виражи. Дергал руль. Самолет трясло.

Потом мы все вместе поднырнули под облака. Оказалось, что день сегодня довольно пасмурный. Я вытянул шею, посмотрел вниз, и Камчатка показалась мне черно-белой, как передача по старому телевизору.

Сразу под облаками начинались сопки. Ниже сопок начиналась бухта. По бухте ползли игрушечные кораблики. Я раздумывал, куда именно здесь можно втиснуть взлетно-посадочную полосу, а самолет пытался зависнуть в воздухе, встать на крыло, развернуться в этом самом тесном из возможных миров.

Потом самолет наконец коснулся земли и сразу, как при посадке на борт корабля-авианосца, замер.

Стюардесса прошла по рядам и предупредила:

— Готовьте паспорта. У выхода из самолета будет пограничный контроль.

Контроль оказался несложным. Толстый майор-пограничник, не глядя на проверяемых, листал документы, потом устал, плюнул и побрел в здание комендатуры.

5

До города я ехал на корейском джипе. За рулем сидел молчаливый камчатский водитель. Я спросил, сколько стоит поездка, он, не разжимая губ, пробурчал, что $7, и мы тронулись.

Сам город показался мне одноэтажным и серым. В одном месте я успел заметить вывеску стрип-бара. Перед входом не было ни единого человека. Спирт в этих краях шел гораздо лучше, чем стрип.

Пошли уже вторые сутки, как я не спал. Предыдущие четырнадцать часов я провел в неудобном самолетном кресле. Глаза слипались. Я полез за сигаретами.

— У вас в машине курят?

— Кури. Сам-то я бросил. Хотя раньше курил. Бывало, вечером засяду в туалете. Пока сижу, две папироски выкурю. Так что — кури.

Спустя еще час я сидел в буфете гостиницы «Гейзер». Буфет был открыт, но буфетчица куда-то ушла. Я хотел выпить кофе и просто ждал, пока она вернется. За окном лежала Авачинская бухта. На барной стойке стояла местная водка в чумазых бутылках. Бухту мне было видно плохо, а водку — хорошо. Возле стойки RESEPTION на полу лежали мохнатые камчатские собаки. Внимания на людей они не обращали.