13 способов ненавидеть
Шрифт:
– Вы думаете, это кто-то из работников ее парикмахерской?
– Вряд ли. У них там всего один мужской мастер, он гомик, да сторож-охранник, татарин, маленький пожилой дядька...
– Может, ее стоматолог? Гинеколог? Не на улице же она заводила знакомства!
– Не знаю. Не сердитесь, не знаю!
– Бог с вами, отчего мне сердиться... Давайте попробуем вот что: я опишу приблизительно характер, а вы скажете, подходит ли ей. Идет?
Вдовец согласился, и Алексей принялся развивать, немного смягчая краски, характеристики Лили, почерпнутые
Слава – так звали мужа погибшей парикмахерши – слушал его с болезненной гримасой, но внимательно.
– Ну что вам сказать... Такой примерно и была... Любила нравиться, этого не отнимешь... Клиенты некоторые за ней ухлестывали... Она мужским мастером была.
– Ну вот, а говорите, что не знаете! Я убежден, что убийца входил в число ее поклонников, – сказал детектив. – Подумайте, прошу вас! Вдруг вспомните какие-то реплики, ситуации...
– Какие, блин, ситуации! – вдруг закричал Слава. – Когда баба за полночь возвращается, от нее шампанским несет, голос звенит, словно ее на... на... Накачали!
Он явно имел в виду другое слово, но Алексей не стал уточнять.
– Значит, она не только дома встречалась со своим любовником?
– ...ками.
– Любовниками? А почему вы думаете, что это не один и тот же человек?
– Одеколоном разным от нее пахло... М-да... Что тут возразишь?
– У вас дети есть? – сменил он тему.
– Есть... Мальчик, семь лет...
– И где он?
– В интернате. Ира говорила, что занятость не позволяет нам заниматься ребенком всю неделю. Что верно в общем-то... Я к ночи возвращаюсь домой... А она частенько и того позже...
Ребенок. Которого сбагрили. Вот, кажется, еще один элемент. Пока только в двух случаях, да, и все же! В протоколы милицейских дел такой нюанс не вошел, и Алексей порадовался своей идее лично навестить семьи погибших женщин.
Тем не менее никакого фотографа в деле с парикмахершей Ириной не намечалось. И Кис не знал, как к этому относиться. Бенедикт мог быть ее клиентом, стриг у нее свой короткий ежик?
Почему бы нет, конечно, мог... Она ведь была мужским мастером...
Он вытащил фотографию Бенедикта, показал. Но Слава только головой покачал.
– Вам не доводилось видеть какого-нибудь мужчину, провожавшего ее домой?
– Нет. Когда я возвращался со смены и не заставал ее, то ложился спать. Нарочно. Надеялся, что поймет, одумается...
– Помогло?
– Куда там... Заявлялась как ни в чем не бывало... Врала, что у подруги засиделась. Приходила ко мне в постель, а от нее несло шампанским, сигаретами и другими мужчинами...
Он вдруг заплакал. Алексей почувствовал себя крайне неловко.
– Могу ли я посмотреть ее вещи? – спросил он Славу, движимый желанием оставить его наедине с горем.
– Да... Идите туда... – он махнул рукой в сторону соседней двери, и Кис не заставил себя упрашивать.
Он вошел в комнату, служившую супругам спальней. Широкая кровать под цветастым покрывалом, большой шкаф, два комода
Ничего интересного ему не попадалось до тех пор, пока он не добрался до нижних ящиков шкафа, где обнаружил фотографии под стопками трусиков, лифчиков и маечек. Белье, к слову, было очень кокетливым, нарядным... Точнее, соблазнительным.
Алексей вынул снимки из конверта.
Нет, рука не та. Не тот фотограф, что снимал Лилю. Этот не любовался, а пожирал глазами (фотообъективом) женщину. Полуголая Ирина – Алексей узнал на ней бельишко из ящика, мало что скрывавшее на теле, – позировала кому-то в подражание красоткам из "Плейбоя". Вульгарность снимков была не в обнаженности Ирины, она была в ее неумелых позах, в лишенной таланта подражательности. Если фотографии Лили были скорее эротичны, то снимки Ирины примитивно похотливы.
Муж их, видимо, до сих пор не нашел. Скорее просто не искал, не рылся в вещах погибшей супруги.
Некоторое время Алексей раздумывал: не забрать ли их? Нет, не потому, что они ему были нужны, – коль скоро это не та рука, что снимала Лилю, то и интереса они не представляют... Он просто вдовца пожалел. Однажды ведь найдет!
Но по зрелом размышлении он вернул снимки на место, в ящик под белье: в конце концов, он не бог, чтобы вершить чужие судьбы.
В следующем ящике комода находились украшения. Алексей было задвинул его обратно, но вдруг подумал: а ну как тут подарок от любовника обнаружится?
Как его вычислить, он не представлял. По большей части в ящике валялась дешевая бижутерия, но среди нее мелькало несколько золотых изделий.
– Слава, – позвал он через коридор, – как я помню из протокола, золото у вас не пропало?
– Нет...
– Вы дарили жене украшения?
– Дарил... – надсадным голосом ответил тот.
– Какого рода?
– Кольца... кулоны... Браслеты золотые...
– Вы не могли бы посмотреть?
Слава нехотя пришел в спальню, и детектив попросил его отложить те украшения, что дарил он. Вдовец склонился над ящиком. Отгреб в сторону золото. В середине остались пластмассовые поделки, кучка серебряных изделий и еще несколько золотых – две пары сережек да небольшой кулон.
– Это от ее мамы подарки...
– А серебро? Пластмасса?
– Не знаю. Я этого не покупал. Сама, может. Или подруги...
– Разве женщины дарят украшения женщинам?
– Ира говорила, что подруги...
– У нее не было лесбийских наклонностей?
– Вы что??!
– В таком случае остальные украшения она либо покупала сама, либо ей дарили поклонники. Мужчины.
– Хорошо, ладно, любовники ей дарили! Вам так не понятно, без этого слова, да?!
– Понятно-то понятно, но мне нужно, чтобы все было названо своими именами. Я вам уже сказал, есть основания считать, что убил ее один из любовников...