14-я колония
Шрифт:
Так что же было упустить?
Он предположил, что это опасные ошибочные рассуждения социопата.
Он продолжал работать с замком на правом запястье, чертовски упорнее, чем он думал. На ум пришло то, что сказал Оскар Уайльд. Истина редко бывает чистой и никогда не бывает простой. Но так казалось Зорину, который, по-видимому, получал извращенное удовольствие в своей прошлой жизни.
Куда он направился? О чем все это было?
Стефани нужно было знать все.
Он услышал, как открылась дверь, затем послышались шаги вниз по лестнице, и появились двое мужчин, которые были раньше. Оба
Он вытащил отмычку из замка и вложил ее в правую руку.
Двое, не теряя времени даром, набросились на него, хлопая кулаками ему в живот. Ничего не треснуло, что, вероятно, было сделано намеренно. Как заметил Зорин, эти ребята не хотели, чтобы веселье заканчивалось слишком рано. Он приготовился к ударам, но они все еще болели. Мужчины сбросили пальто, затем натянули рукава своих свитеров по локоть, готовые приступить к работе. Они оба улыбнулись, зная, что он ничего не может сделать. Он несколько раз вдохнул зловонный воздух, пахнувший пылью и мазутом.
«Вы, ребята, довольно крутые, с моими скованными руками», — попытался он. «Освободи меня, и давай сделаем это, как мужчины».
Красный Свитер вонзил ему в живот кулак размером с окорок.
Он решил, что, черт возьми, и оттолкнулся спиной от железной трубы, вонзив правую ногу в колено Рэда, сморщил сустав и отправил русского с криком на пол. Черный Свитер сделал выпад и попытался снова ударить кулаком. Но Малоун повторил движение, на этот раз используя железную трубу для максимального рычага, чтобы вонзить обе ноги в грудь нападающего, отбросив Блэка назад.
Красный встал и потер колено. Его глаза наполнились гневом.
Он сомневался, что сможет выиграть достаточно времени, чтобы снять наручники. Оба мужчины приготовились атаковать одновременно. Так что они не были такими глупыми, как выглядели. Он подумал, что после нескольких ударов по голове он не увидит ничего, кроме звезд, которые должны были его настолько ошеломить, чтобы они могли разбить по своему желанию. И эти ребята, похоже, больше не интересовались тонкостями.
Они хотели его смерти.
Подвал пронзили два громких грохота.
Оба мужчины ахнули, широко открыв глаза. Кровь сочилась изо рта Рэда. Затем весь мускульный контроль прекратился, и они упали на землю, как марионетки со своих ниточек. За ними, у подножия лестницы, стоял Вадим Бельченко. На пожилом мужчине была рубашка с длинными рукавами и джинсы, которые могли бы провиснуть, если бы не ремень, плотно обернутый на талии. В правой руке была «Беретта» Мэлоуна.
Бельченко перешагнул через два тела. Лицо было еще более бледным и пятнистым, чем в ванне, бесцветные глаза лишены выражения. «Я же сказал, что все еще могу стрелять».
«И почему вы их убили?» он спросил.
Бельченко достал из кармана ключ и бросил его. «Чтобы помочь вам. Почему еще?»
Он поймал ключ и освободил запястья от наручников.
«Я слышал, что вам сказал Зорин, — сказал Бельченко. «Вы понимаете, что он сумасшедший».
Он чувствовал себя воланом в игре в бадминтон. Его охватило замешательство. Он не был уверен, что понял. «Я думал, вы двое на одной стороне?» Пистолет все еще был направлен в его сторону, поэтому он указал
Бельченко передал «Беретту». «Я нашел его наверху. Надеюсь, вы не против, чтобы я позаимствовал его.
«Нисколько. Фактически, вы можете принять это в любое время. Я не совсем понимал, как мне избавиться от этих двоих».
«Эти люди все фанатики. Они живут в деревне и поклоняются Зорину. Он здесь старший. Вместе они держатся за идеал, которого на самом деле никогда не существовало».
«А вы?»
«Как можно было поверить в то, что политическая система может предоставлять все товары и услуги, в которых люди нуждаются, бесплатно? Ежедневное удовлетворение, которое устранит жадность, эгоизм, скупость и неверность. Место, где человек мог стать благородным, сильным и храбрым. Преступность, насилие и социальные невзгоды исчезнут. Это абсурдно. Эксперимент под названием Советский Союз только доказал, что все это невозможно».
Он должен уйти. Его миссия была выполнена. Но формировался новый, в котором участвовал одержимый коммунист. «Что это за Зорин? Он сказал, что у него есть долг».
Иссохшая голова Бельченко кивнула. «Он это делает. В своем сознании он чувствует себя в долгу перед Соединенными Штатами».
Стефани сообщила, что Бельченко был бывшим архивистом КГБ. Поэтому он спросил: «Что ты ему сказал?»
«Если бы я не сказал Зорину то, что он хотел знать, он бы меня убил. Если бы я солгал, он бы ушел, узнал правду, а затем вернулся и убил меня. Поэтому я решил сказать ему правду. Но я сомневаюсь, что это имеет какое-то значение. Прошло столько времени. Больше нечего искать».
У него был шквал вопросов, но один из них казался самым важным. «Так почему ты говоришь со мной?»
«Потому что я никогда не был идеалистом. Вместо этого я просто родился в злой и коррумпированной системе и научился выживать. В конце концов, я стал хранителем коммунистических секретов, важных для привилегированных. Они доверяли мне, и я сохранил их доверие. Но теперь они все ушли. Как ты сказал Зорину. Холодная война закончилась, и мир стал другим. Только несколько таких, как эти двое, здесь, мертвые на полу, и Зорин думает иначе. То, что он хочет сделать, — это глупость. Это ничего не даст. Так что на случай, если опасность все еще существует, я решил спасти тебе жизнь и тоже сказать тебе правду. Бельченко помолчал. «Вы спросили, чего хочет Зорин».
Он ждал.
«Ядерное оружие — о существовании которого никто не знает».
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Стефани и Люк вышли из такси перед домом Андерсона. Известняковый особняк изящных искусств находился на Массачусетс-авеню, в нескольких кварталах от Дюпон-Серкл, в самом центре Эмбасси-Роу. Она знала все о роскошном здании. Он был построен в позолоченный век американским дипломатом по имени Андерсон как одна из самых больших и дорогих резиденций в округе Колумбия. Он служил его семейным домом во время зимнего светского сезона, предназначенным как для развлечения, так и для демонстрации коллекции изобразительного искусства и мебели. Когда Андерсон умер в 1937 году, его жена отдала дом группе людей, близких и дорогих его сердцу.