140 бесед с Молотовым. Второй после Сталина
Шрифт:
Петр Саввич, красивый, крупный, большеголовый, шевелюрой напоминающей седого льва, рассказывает, как Сталин быстро снял напряжение в разговоре, и беседа пошла легко и естественно.
– Какая у вас, у югославских партизан, была самая большая трудность в годы войны? – спросил Сталин.
– Раненые, товарищ Сталин, – ответил Попивода. – У нас ведь не было «большой земли», и мы всю войну их носили на себе.
– А что вы думаете о Тито?
– Я ответил честно, не раздумывая, – говорит Петр Саввич.
– Троцкист он, товарищ Сталин.
Сталин
– Хуже. Хуже. Троцкизм был сильным и вредным рабочим движением. Наша партия разбила троцкизм, но пакость от него осталась. Такая, как ваш Тито, – и неожиданно добавил: – Я слышал, вас лишили депутатского мандата?
– Да, товарищ Сталин.
– И лишили всех наград и званий?
– Да, товарищ Сталин.
– И приговорили к смертной казни через повешение? Сколько раз в жизни вас приговаривали к смерти?
– Трижды: немцы, итальянцы и свои.
– Какое у вас воинское звание?
– Генерал-майор народно-освободительной армии Югославии.
– Я думаю, – сказал Сталин, – что генерал-лейтенант Советской армии товарищ Попивода справится с возложенными на него обязанностями!
Рассказ об этом эпизоде возник, когда Петру Саввичу пришла пора оформлять пенсию. Выяснилось, что нет постановления Совета министров о присвоении ему советского генеральского звания, хотя столько лет он носил его. Пришлось пойти в ЦК партии и сказать: «Но вы же знаете, что звание советского генерал-лейтенанта мне было присвоено лично Сталиным на заседании политбюро. Я не думаю, что это было не авторитетное решение!»
Засмеялись. И пенсию оформили, как полагалось.
…Во время войны советские летчики авиации дальнего действия спасли Тито и его штаб. Помню, как маршал Голованов говорил мне: «Я принимал участие в спасении Тито. Теперь и не знаю, хорошо это или плохо».
В Москве Тито встречался со Сталиным и другими советскими руководителями.
– Берия сильно перестарался, – говорил Молотов, – напоил Тито. Он, видимо, считал нужным так угодить Сталину. Тито вышел в туалет, ему стало плохо. Сталин подошел, положил ему руку на плечо: «Ничего, ничего…»
28.07.1976
– Мы критиковали югославов за национализм, – говорит Молотов. – Они сравнивали США и СССР. Почему у нас и разрыв получился, что они практически не проводили различий между главной империалистической страной и главной социалистической. Один из главных проектов по Югославии писали Жданов и я.
09.10.1975
Кроме П. Попиводы я знал еще несколько югославов, которым удалось бежать в СССР, спасаясь от преследований титовских властей. Они рассказывали мне, что в 1948 году в Югославию пришла резолюция Информационного бюро коммунистических и рабочих партий, верней, как они мне говорили, письмо, подписанное Молотовым. Смысл этого письма вкратце сводился к вопросу: на чьей стороне хотят быть коммунисты Югославии – СССР или Запада?
Письмо обсуждалось в партийных
Известный болгарский поэт Венко Марковский, отсидевший восемнадцать лет в фашистской тюрьме и титовском концлагере, рассказывал мне, что в тюрьме, где томились брат П. Попиводы и начальник гвардии Момо Джурич (я тоже знал его, удивительный был человек!), заключенные на стене нарисовали трехметровый портрет Сталина. Сталин, во весь рост, в шинели спускался по ступенькам… Охранники старательно пытались уничтожить портрет, но им удалось стереть только сапоги. Били, мучили многих заключенных. Джурича истязали. Главного редактора военной газеты затоптали ногами. Люди умирали с именем Сталина…
Портрет этот появился потому, что среди заключенных прошел слух, что части Советской армии со дня на день должны пересечь границу Австрии и освободить братьев коммунистов, но этого не произошло. «Ожидаете советские танки? – говорил начальник тюрьмы. – Но прежде чем они придут, мы вас всех передушим!»
Слух был настолько упорен, что, говорят, сам Тито на всякий случай сбежал на остров Бриони, ибо знал, что Сталин шутить не будет…
Самым большим праздником для тюремного начальства, рассказывали мне бывшие узники, стал день, когда они узнали о смерти Сталина. Пьяные, они не скрывали радости и еще больше измывались над своими жертвами…
Момо Джурич рассказывал, что, когда Маленков и Хрущев, уже после Сталина налаживая отношения с Югославией, ездили к Тито на остров Бриони и у них возникли разногласия, Хрущев возмутился: «Почему Сталину все повиновались, а меня никто не хочет слушать?»
Все-таки Сталин остался в каждом – и надолго.
Рассказ Попиводы, который я изложил Молотову
«В 1952 году я присутствовал на XIX съезде КПСС от Союза коммунистов Югославии, – говорил П. Попивода. – Перед открытием съезда, когда в зале народу было еще немного, неожиданно появился Сталин, пересчитал стулья в президиуме, спустился вниз и принес один стул. Делегаты бросились ему помогать, но он махнул рукой – дескать, больше не надо.
…Перед приветственными выступлениями, в конце работы съезда, нас, гостей, собрал Клемент Готвальд – после смерти Димитрова он считался старейшиной братских партий. Синхронного перевода в ту пору еще не было, на речь отводилось двадцать минут и столько же времени занимал перевод.
Чтобы не затягивать работу съезда, Готвальд предложил тем, кто знает русский язык, выступать по-русски. Для меня, черногорца, это было не трудно, потому что в нашем доме язык Пушкина почитался с детства, и я написал свою речь по-русски.