Шрифт:
Крафт-Эбингу посвящается.
– Меня зовут Аделаида Вронская, и я нимфоманка, – говорю я своим томным, вибрирующим, неуловимо ироничным, возбуждающим, атласным контральто.
Я здесь в первый раз. Школьный класс ГБОУ № **16, кабинет литературы. Странное место для встреч анонимных сексоголиков, не правда ли? Тем не менее, все мы здесь – шесть закоренелых ебарей и три конченных пробляди.
Судя по всему, здесь преподаёт динозавр-словесник, родившийся после ВОВ, с кнопочным телефоном, не знающий, что такое WhatsApp и имеющий смутное
Мы сидим по одному за партами, словно школьники.
– Мы здесь не называем фамилий, Ада, – сказала Анастасия, ведущая, восседающая за учительским столом строгой училкой. Она предклимактерического возраста, коротким ёжиком стрижена и страшна как ковид. – У нас анонимное общество.
Голос у неё неприятный: визгливо высокий, скрипучий – словно несмазанное колесо старой телеги.
– Если у вас анонимное общество, имён называть тоже нельзя, – криво усмехнулась я. – Нужно присвоить всем порядковые номера. Или цвета, как у Тарантино в «Псах».
– По именам называть можно, – терпеливо скрипит телега.
– Вам известна этимология слова «аноним»? Это значит «без имени».
– Я в курсе, что это значит. Тем не менее, фамилий мы здесь не произносим и обращаемся друг к другу на «ты».
– Как скажешь, Настасья, – хмыкнула я.
– Предпочтительнее использовать уменьшительные варианты имён.
– Как скажешь, Настасья, – повторяю я с лёгким оттенком похуистичности.
– Также, Ада, мы здесь не называем себя нимфоманками или эротоманами. Мы говорим «секс-зависимые» или «сексуально-зависимые».
– Что в лоб, что по лбу. Какая хуй разница? – закономерно осведомляюсь я.
Раздаётся пара смешков. Я сижу на задней парте и вижу затылки всех восьмерых членов кружка. Ой, простите, наверное, здесь надо говорить петушков или краников. Анастасия кривится так, будто почувствовала запах говна или увидела Сорокина.
– У нас здесь не принято сквернословить, – проскрипела она.
– Ебицкая мать, сколько у вас здесь правил! – воскликнула я. – Кем вообще это утверждено и где записано?!
– Это утверждено учредителями и записано в договоре.
– Опять договор? – острю я с отсылкой к «Дозорам». Я большая поклонница этой дилогии – на «Дневной» только в кино четыре раза ходила, общих просмотров более дюжины. – В каком договоре?
– В том договоре, который ты подписала, Ада.
Ну что ж ты, старая, потупила взор…
– …Сдавайся, ведьма, Ночной Дозор! – говорю я вслух и указываю на неё обеими указательными пальцами.
– Не поняла?.. – опешила ведущая. Ясно, с творчеством
– Забей, шутка.
Я действительно что-то подписала, как всегда практически не глядя – когда-нибудь эта манера мне аукнется. Угнетённая этой мыслью, я достала из кармана лежащего на соседнем стуле рюкзачка портсигар на десять сигарет и родной серебряный газовый «Ронсон». Портсигар антикварный, начала ХХ века – тогда ещё всё было реальное и настоящее. Снаружи натуральная крокодиловая кожа с янтарными интарсиями, внутри обит красным бархатом, потёртым от времени, но без дыр. Качественный, дорогой, раритетный аксессуар.
Откуда же у простой москвички, живущей в спальном районе, имеется столь редкая и дорогостоящая вещь, спросите вы? Положив растопыренную ладонь на левую титьку, честно отвечу: отсосала одному средней руки и малого члена олигарху. Разумеется, не только отсосала (об этом чуть позже), но портсигар получила в дар именно за ту королевскую фелляцию с фулл заглотом и проглотом (иначе минет не делаю – профессиональная гордость). Достаю сигарету, «житан» без фильтра. Раньше я предпочитала американский армейский «кэмэл» (опять же без фильтра, естественно), но потом перешла на европейское качество.
С громким щелчком я закрыла портсигар и постучала кончиком сигареты о крокодиловую кожу – давний ритуал. Раздумчиво щёлкнула зажигалкой.
– У нас здесь строжайше запрещено курить, – проскрипела ведущая. – Как и в других общественных местах.
– Ну блять, – расстроилась я, вынула житанину изо рта и сунула её за ухо.
– Так, девушка…
Мне двадцать семь, но выгляжу я и впрямь как девушка – после четырнадцати стали давать девятнадцать, и так по сю пору и дают; просто загадка природы. Иногда даже паспорт в магазах спрашивают.
– Мы здесь обращаемся друг к другу по имени! – перебила я кошёлкин скрип – никогда не мешает напомнить правила.
Анастасия без нужды прокашливается и проводит правой ладонью по белому, как дом, ёжику. Это напоминает мне жест Марлона Брандо в «Апокалипсисе», оглаживающего бритую наголо голову. Волосы у неё от силы два см и абсолютно седы. На её месте я бы отпустила их хотя бы до плеч – это хоть как-то оттенило бы её кривую рожу; но, слава яйцам, мы обе пока на своих местах.
Пока ведущая подбирает подходящие слова, я пристально разглядываю её. Какое же страшное, неприятное, отталкивающее, косое ебало. Черты непропорциональные, глаза разной формы и далеко посаженные, брови мало того, что на разной высоте, так ещё и почти целиком выщипаны. Нос не только как у графа Толстого, но ещё и с нехуёвой горбиной, губы тонкие, кривые. По-моему, это Шопенгауэр предлагал на законодательном уровне запретить некрасивым людям выходить из дому – эту лахудру я бы оставила под пожизненным домашним арестом; по крайней мере, точно уж запретила бы вести курс с сексуально-зависимыми ёблелюбами.
Между тем пауза затянулась: слишком долго это седовласое уёбище подыскивает нужную реплику. Дабы не искушаться, я убрала с парты в рюкзак портсигар и зажигалку. Помимо курительных принадлежностей в моём походном сидоре всегда находятся:
1. Электронная книга «Pocket-Book Touch Lux 3», с подсветкой.
2. Смартфон Sony Xperia 5 II.
3. Дезодорант твёрдый «Рексона»
4. Дезодорант-аэрозоль «Axe аnarchy».
5. Упаковка одноразовых носовых платков «Клинекс».
6. Упаковка влажных салфеток «Клинекс».