1632
Шрифт:
Гретхен рассматривала раны испанца. Она не думала, что при таких ранах Диего может выжить. Но кто его знает.
Она опять осмотрелась. За исключением юноши никого близко не было. Она повернула голову и посмотрела на того, кого она попросила сопроводить ее на поле битвы. Чистый херувим, при всех своих габаритах. Юноша был высок, явно не страдал худобой, а его круглое лицо было очень серьезным. Невинное лицо с пухлыми щеками и коротким носом. Выглядящее почти глупым из за этих своеобразных очков. Гретхен видел очки и раньше, но только у богатых стариков. Никогда у кого-то молодого - и уж, конечно,
Глаза юноши, увеличенные с помощью линз, были ярко-зелеными. Спокойные глаза. Совсем не подходящие такому юному парню. Гретхен вспомнила огонь, пылающий в этих глазах ранее, и гнев, с которым он противостоял наемникам.
Настоящий мужчина. Может быть, пофлиртовать с ним? Нет, не дай Боже - он, наверное, еще девственник. Для него это, наверное, будет шоком. Она вспомнила, как сама была в шоке. Два года назад. Вечность назад.
– Жалуйста, - сказала она, собирая тот небольшой запас английских слов, которые она позаимствовала от некоторых из наемников.
– Слушай.
– Она замялась, пытаясь подобрать слова. Затем вспомнила.
– Прочь.
Он уставился на нее.
– Ну слушай же, прочь, - повторила она. И жалобно: - Жалуйста.
Она вздохнула. Он, очевидно, не понял. И явно был в замешательстве. Точно, девственник, вон как смущается. Гретхен посмотрела ему в глаза и решила, что у нее нет никакого другого выбора, кроме как довериться ему.
– Воды!
– прошипел Диего.
– И приведи же, наконец, мою сучку!
Гретхен кивнула на раненого испанца, рядом с которым она была на коленях.
– Он гад...
– Она лихорадочно размышляла, пытаясь придумать что-то еще. Да.
– Он хочет снова бить Mein Schwester.
Мальчик нахмурился. Очевидно, что последние слова ничего не значили для него. Гретхен снова попыталась подобрать английскй термин. Не найдя его, она решила пойти в обход: -Mein - моя женская Bruder.
Его глаза расширились.
– Твою сестру?
Вот оно - это слово! Гретхен кивнула. Она вытащила нож из корсажа.
– Жалуйста. Слушай, прочь.
Глаза расширились еще больше. И еще больше позеленели. Она поняла, что даже очки не смогут скрыть эту их глубину. Суровые губы юноши попытались выразить протест. Или даже запрет.
Но тут же закрылись. Юноша неверяще смотрел на нее.
– Воды, ты, чертова шлюха, - сказал Диего. Он добавил несколько слов на испанском языке, но Гретхен не поняла ничего из них, кроме опять слова 'шлюха'.
Судя по всему, мальчик, понял. Его лицо покраснело от гнева. Или, может быть, это было просто из за его невинности, в конце концов.
Вдруг он опустился на одно колену и прикрыл ее. Затем наклонился вперед. В одно мгновение Гретхен поняла, что он защищает ее от глаз других людей.
Он сказал что-то на английском языке, но она не поняла ни слова. Впрочем, в этом не было никакой необходимости. Его глаза были достаточно выразительными.
Гретхен приходилось резать животных в пищу еще с пяти пять лет. Диего не отнял у нее больше времени, чем раньше курица. Острый как бритва ножичек аккуратно перерезал сонную артерию. Кровь начала хлестать на землю с противоположной стороны от нее. Еще не хватало выпачкаться. Уж в этом-то опыта с животными ей хватало.
Диего был
Закончив, она вытерла лезвие о рукав испанца, прежде чем убрать его обратно в корсаж.
Убийство Диего возбудило ее. Тем не менее, как ни странно, еще больше ей понравилось поведение юноши. Все это время он молчал. Но глаз не отворачивал. Вообще.
Спокойные глаза. Очень яркие и очень зеленые. Гретхен подумала, что и очки на нем были на самом деле довольно очаровательными.
Она поднялась. Одно дело сделано, осталось еще одно. Может быть, два.
***
Людвиг погиб сразу, как началось это. Его огромное тело была буквально разорвано в клочья мощным оружием странных мужчин в пестрых одежде.
Гретхен смотрела на него сверху вниз. Она еще немного надеялась, что Людвиг оказался бы живым, чтобы она могла насладиться удовольствием убить человека, который убил ее отца и два года насиловал ее. В ней полыхала незамутненная ненависть.
Тут она заметила маленькую, по сравнению с ним, руку, торчащую из-под большого грубого тело Людвига - и ненависть сменилась надеждой. Может быть, в первый и в последний раз в своей жизни, Людвиг сгодился для чего-то хорошего.
Мальчик помог ей, сдвинув тело Людвига в сторону. Под ним, как котенок подо львом, лежал ее брат Ганс. И он был еще жив.
Едва жив. Но все же живой.
У перевернутого тела Людвига были огромные раны в спине. Оружие незнакомцев, напоминающее прерывистый, сказочный рев дракона, было настолько сильным, что прострелило Людвига и его доспехи насквозь и поразило ее брата, стоявшего позади. Но, видимо, пули все же отклонились, и их сил не хватило, чтобы насмерть поразить ее брата.
Гретхен встала на колени рядом с Гансом и срезала ремни, удерживающие его дешевый панцирь. Насколько возможно бережно, она исследовала его раны пальцами. Всплеск надежды исчез так же быстро, как и появился. По крайней мере, одна из пуль пробила грудную клетку. Даже если бы она могла попробовать удалить ее своим маленьким ножом, рана почти наверняка бы воспалилась. Она знала, что это такое. Мужчины редко выживали после такого, даже мужчины гораздо более сильные, чем ее младший брат.
Ее глаза наполнились слезами, вспоминая Ганса и его такую короткую жизнь. Как же он был упорен в этом мире, для которого по существу создан не был. Он был прилежным мальчиком, любящим книги, готовым пойти по стопам отца в торговле типографскими изданиями. Он часто шутил с Гретхен, говоря ей, что, если такова судьба, то она будет единственной в семье щукой среди карасей. Большая, сильная, суровая Гретхен.
Сквозь слезы, горе и безнадежность, Гретхен слышала голос этого удивительного юноши, который что-то кричал. Нет, не на нее - он кричал куда-то дальше. Ее английский был действительно совсем никаким. Единственное слово, которое она поняла, было последним, часто повторяющимся. Снова и снова.