1647 год. Королева Наташка.
Шрифт:
Вот теперь, до господина барона, начало доходить. По-моему, он даже протрезвел… По крайней мере — губы задрожали и руки тоже… В Германии, после Тридцатилетней войны, свободный крестьянин встречается реже, чем белая ворона. Крепостное право тут самое лютое в Европе. Барщина 5–6 дней в неделю. Помещику принадлежит земля, строения, движимое и недвижимое имущество и сами крестьяне, как рабочая скотина. В пределах своих владений даже мелкий феодал — полновластный хозяин над жизнью и смертью каждого. Наш скромный анклав, посреди описанного «благолепия», подобен зажигательной бомбе в пороховом погребе. В Московии у крепостного есть отдушины — народ бежит в леса, на Север, к казакам, в вольную Сибирь… Здесь выбора нет — подчиняйся
— Если вам кажется, что Максимилиан Баварский способен победить — все свободны… Если вы готовы не чинить препятствий несчастным, желающим к нам присоединиться, — придется встать, настал торжественный момент, — Университет может авансом компенсировать непредвиденные расходы, — пора попытаться щелкнуть пальцами.
Получилось! На мелкую моторику шнапс почти не повлиял… Мальчики встают по бокам и синхронно тянут скатерть на меня. Между сервировкой и продолжающим сидеть семейством (мне кажется, их выносить понадобится, сами до экипажей не дойдут) обнажается чистый просвет полотна. Один из них делает два шага вперед, склоняется в полупоклоне… Россыпь кристаллов рутила вспыхивает, на материи платка, радужными искрами. Взятка, с учетом текущего курса на бирже Амстердама, истинно королевская… Любуйтесь, господа!
Барон подпрыгивает на месте… Дико косится на супругу (видимо в прошлой жизни она была гусыней, щиплется просто мастерски) и пробует сфокусировать взгляд на сверкающем великолепии… Думай, дядя, а то платочек и свернуть недолго. И только посмей со мной торговаться! Я это не умею… А значит — и тебе не позволю. Не стал… Неловко заерзал, пытаясь встать… Вцепился в скатерть. Куда?! Стол опрокинешь! Ну, и что вы хотите нам сообщить? Нет слов? И не надо! Поднимаю свою рюмку на уровень плеча и подмигиваю. В каком-то псевдоисторическом фильме мне подобная сцена попадалась. Правда, там заговорщики выпивали тет-а-тет. Пыхнувшую сбоку вспышку фотоаппарата, мне кажется, никто из семейства не заметил. Ой! Лечу! Поймали и усадили… Вертеть головой в таком состоянии мне противопоказано. И вообще, за вредную работу рейхсканцлером пора бы молоко выдавать. Ощущение, словно во время ремонта растворителя нанюхалась…
— Ик… Аудиенция окончена! Ик… — долго ещё мне этой дипломатией мучиться? Эй, а куда мы идем?
Мир вокруг качается и потихоньку кренится набок. Ребята крепко держат меня под локотки, я пытаюсь держаться прямо. Запястье правой руки жарко лобызают, потом щекочут чьи-то усы, затем влажно чмокают холодные губы… Господа вспомнили про этикет? Признали высокое происхождение? Или, чем больше у нас рутила, тем круче родовитость? Вот же продажные шкуры… Эх… Совсем меня развезло… Так! Протрезвею — первым делом накатаю указ о «сухом законе». Так жить нельзя! И печень не казенная… До чего противно. Интересно, ледяной душ поможет прийти в себя? Или устроить промывание желудка? Или завалиться спать?
В голове неотвязно звенит… Нет, это в ухе неотвязно пищит… Почему в одном? А, это вызов. Срочное сообщение… Да! Стрекотание морзянки проходит на границе сознания. Зато сверху, на нашу группу, падает огромная крылатая тень. Самолет? Откуда? Что? Вот это сюрприз…
А язык ворочается всё хуже… А не меня одну пошатывает… Ребята выхлебали больше и оба тоже — едва стоят на ногах. Только хорохорятся… Как же мы настоящих-то гостей, в таком виде, принимать будем?! Мама дорогая… Где фон-бароны? Стоят, в небо смотрят… Им принятая на
Уй! Муть в глазах начинает рассеиваться, но возвращаться на люди нам пока рано. Связь хоть работает? Канал забит… Из потока сообщений почти ничего не понятно. Сплошные взаимные приветствия… Подожду. Полное обновление крови у человека происходит минут за двадцать. Приток алкоголя в кровь через желудок прекратился, интересно, когда свою функцию выполнит печень. Можно наскоро умыться, причесаться и устроиться посидеть. Дура я, дура… Не мною придумано, что «с варварами глупо договариваться, но выгодно торговать». Убедилась? Хотя…
Азы дипломатии нам давали. Есть вещи, которые, с чем-то нужными тебе посторонними людьми делать можно. А есть такие — которые делать категорически нельзя. Никогда и ни за что… Заявление — «Я не буду пить ваш самогон», «Я ведьма, потому не пью» или любое, в том же духе, на мой взгляд, не оскорбительно. Только моё мнение — это мнение одной стороны. А за немецким обычаем Willkommen — многовековая традиция. Отказать, при встрече, собственным соседям, в совместном приеме пищи и горячительных напитков — незаслуженно их оскорбить. Оно нам надо?
Пускай, встреча неофициальная… Пускай, фактически, это всё — «посиделки на кухне». Другого опыта у меня просто нет. Но! У несчастного барона с семейством, «зажатого между двух огней», тоже не было опыта общения с до зубов вооруженной безродной сволочью (назовем происходящее своими именами). Со времен Крестьянской Войны, владетельные господа в подобный переплет тут не попадали. Можно посочувствовать… Раз так, то неизбежен компромисс (или попытка). Каждый должен поступиться, чем-то кровно важным, для противоположной стороны. Дворяне, пускай и кряхтя от отвращения, уселись за общий стол с приблудными анархистами. Убежденные трезвенники, квасили, наравне с многоопытными алкоголиками. А куда деваться?
Прямой отказ от совместного приема пищи и распития напитков — древний и грубый знак оскорбления, на высшем уровне. Ритуал приема и обхаживания гостей сложился раньше, чем возникла письменность… На мирных переговорах — уважение оказывается гостю! Так написано в любом учебнике по правилам этикета. То же вам объяснит любой тунгус или папуас… Это прием капитуляции можно проводить, нарядив проигравших войну врагов в мешки из-под картошки, с дырками для рук и головы. А дипломат — существо подневольное. Приспосабливающееся. Подали маринованных в ослиной моче улиток — улыбайся и лопай. Судьба-а…
— Парни, вы как? — уже скалятся, — ещё чуть подождем? — кивают… Первый блин комом, но дело сделано.
Хорошо сидим! Физически ощущается возвращение организма в нормальное состояние. В распахнутые двери (торопились, забыли закрыть) виден клочок неба с плывущими по нему облаками. Последние дни лета. Где я? Чем занимаюсь? Сейчас бы, как белому человеку, на пляже понежиться, в чистой бухточке, с мелким белым песком, поплескаться… С самого начала мне на эти переговоры идти не хотелось… Сердцем чуяла — не моё… Не жизнь, а сплошная импровизация… Сделаешь слишком радикальное движение — народ от тебя тупо разбежится. Начнешь со всеми соглашаться или, того хуже, подражать — моментально сядут на шею. Хамить и полностью отказаться от мирных контактов тоже глупо. Нам тут жить… Блин! Первый раз, такое, подумала. Адаптируюсь? Надо записать, для памяти — «отыскать место для купания и хорошо там всё почистить». Вот!