1661
Шрифт:
— Господин Габриель де Понбриан, — доложил старый камердинер кардинала, оставшийся служить Анне Австрийской.
Юноша вошел с троекратным поклоном, трижды обмахнув пол пером своей шляпы. Широкий жест был изящным, доведенным до совершенства. На Габриеле была белоснежная сорочка, а его любимые рыжеватые кожаные сапоги до колен придавали юноше довольно воинственный вид.
«Красавчик!» — подумала королева-мать, подавая посетителю руку для поцелуя.
— Добро пожаловать в Дампьер, господин де Понбриан, — великодушно приветствовала его Анна Австрийская. — Вас принимают здесь как друга.
Потрясенный величественным выражением лица государыни, Габриель сделал над собой усилие, чтобы не выдать своего смущения.
— Ваше величество, я глубоко тронут радушным приемом, который вы мне оказываете. Я искал встречи с вами в память о моем отце Андре де Понбриане, который жил в Лондоне… — начал Габриель, глядя в глаза королеве-матери, недоумевавшей, к чему он ведет.
— Лондон замечательный город, — со вздохом сказала государыня, предавшись вдруг своим воспоминаниям.
— Отец перед смертью хотел, чтобы я передал вам эти бумаги, поскольку они не должны попасть в нечистые руки, которые могли бы использовать их во зло, — продолжал Габриель, доставая из дорожной кожаной сумки пачку документов, перевязанных красной лептой.
Анна Австрийская неспешно развязала ленту и, не говоря ни слова, начала медленно читать. Вдруг она побледнела и принялась лихорадочно перелистывать всю пачку, бумагу за бумагой.
— Молодой человек, известно ли… известно ли вам?.. Но как это попало к вашему отцу? Вы представляете себе, что означают эти бумаги? — проговорила королева-мать, пристально вглядываясь в лицо юноши.
— Понятия не имею, ваше величество, — ответил Габриель, солгав, впрочем, довольно убедительно. — Знаю только, что с тех пор, как эти бумаги попали ко мне, неожиданности подстерегают меня на каждом шагу. Такое чувство, что те, кто ищет эти бумаги, готовы на все, чтобы их получить!
— Кто еще, кроме вас с отцом, мог держать их в руках, молодой человек?
— Больше никто, ваше величество, точно говорю, ни кто!
— Откуда у вас такал уверенность? — помрачнев, недоверчиво спросила королева-мать.
Габриель решил поставить все на карту и признаться Анне Австрийской в том, что было ему известно и как к нему попали злополучные бумаги. Он подробно рассказал ей, как его преследовали и о том, при каких обстоятельствах погиб его отец. Однако о налетчиках и о человеке, их подославшем, он умолчал. Не упомянул он и о некоторых других документах.
— Благодарю за откровенность, мальчик мой, — проговорила королева, после того как Габриель закончил свой рассказ. — То, что эти бумаги существуют, должно навсегда остаться тайной. Ваш отец поплатился жизнью за то, что хранил их у себя. Советую вам ради вашей же безопасности, забудьте о них!
Габриель, пораженный достоинством и самообладанием государыни, поднялся и раскланялся. Королева-мать тоже встала, чтобы проводить посетителя до двери, что с ее стороны было поступком совершенно необычным.
— Мальчик мой, — ласково проговорила она, — я никогда не забуду того, что вы для меня сделали. Можете считать, что
— Смею ли я просить ваше величество взять под свое покровительство и мадемуазель де Лавальер? Откровенно говоря, я боюсь за нее больше, чем за себя, — с горечью признался он. — У меня есть основания думать, что некоторые высокопоставленные особы, приближенные к вам, желают ее погубить.
— Господи, сударь, о чем вы говорите! И что значит — приближенные ко мне?
— К примеру, Олимпия Манчини, — шепотом сказал Габриель.
Королева задумалась.
— Хорошо, сударь. Ваша просьба будет удовлетворена. Я обдумаю ваши слова. К тому же это такая малость в сравнении с тем, чем я вам обязана. Но неужели вас не заботит ваша собственная судьба?
Габриель еще раз молча поклонился и вышел из комнаты, говоря себе, что не зря решился на этот шаг.
Анна Австрийская потребовала, чтобы ее не беспокоили. Она медленно подошла к своему креслу, взяла пачку бумаг и принялась перечитывать их одну за другой.
«Вот и все! — сказала она себе. — Псы просчитались, явно недооценив храбрость и верность Понбрианов».
Королева-мать встала и направилась к камину. В этот теплый весенний день очаг не растапливали. Анна Австрийская позвонила и потребовала затопить камин. Она терпеливо смотрела, как усердствовал слуга, потом неспешно подошла, бросила бумаги в огонь и отступила на несколько шагов.
Пока в камине замка Дампьер догорали ее брачный договор с кардиналом Мазарини и признание его отцовства в отношении короля, королева-мать тихонько плакала.
69
Венсенский замок — четверг 26 мая, три часа пополудни
— Розы самые верные подруги и спутницы, господин Кольбер, к тому же они не болтливы.
Кольбер едва заметно улыбнулся — как ему показалось, любезно, — вдыхая аромат цветка, который Анна Австрийская срезала и передала ему.
— Я ценю это достоинство превыше всего, государыня, — с поклоном ответил он.
Анна Австрийская и новоиспеченный интендант финансов не спеша прогуливались по саду — за его обустройством королева-мать следила самолично — в тени башни, где помещались ее покои.
— Впрочем, какое это имеет отношение к встрече, о которой вы испрашивали, господин Кольбер? — сказала государыня. — Ведь не ради того, чтобы полюбоваться цветами или поиграть в молчанку, вы оставили свой кабинет и обязанности и прибыли отдать визит немолодой уже даме?
— Государыня! — решительно проговорил Кольбер будто в свое оправдание. — Я не льстец и не пустослов, и если на кого старался произвести благоприятное впечатление, то разве что на моего государя и кардинала, да хранит Господь его душу! Возможно, причина вашего недоверия ко мне кроется в том, что вы превратно истолковываете мою сдержанность. В таком случае я перейду прямо к делу. Если я пожелал встретиться с вами без промедления и без свидетелей, государыня, то лишь затем, чтобы сообщить кое-какие факты, связанные с безопасностью государства и депозитами, составляющими часть наследства кардинала.