17 рассказов
Шрифт:
Но! Однажды лучшая подруга Ларисы Григорьевны предложила: у меня есть знакомый, нет, не подумай, очень хороший человек, и он занимается вот как раз такими делами, он найдет хорошую американскую семью и все оформит в самом лучшем виде, и от тебя ничего не потребуется, кроме, разумеется, согласия. К тому же американцы, и это всем известно, публика богатая, и они заплатят такие денежки, какие нам с тобой и не снились, и на эти денежки ты и сама поживешь, и Валю выучишь. Да ты что, это никак нельзя, я читала, наши бандиты продают детей за границу и там пускают на запчасти.
Нет-нет, это совсем другой случай, все будет оформлено самым законным образом,
Короче. Американская пара в самом деле приехала сюда, и неделю они жили у Ларисы Григорьевны. Очень приятные люди, им под сорок, но Бог детишек не дал, и знают русский язык, поскольку обучают студентов в университете русской литературе. Настенька им очень понравилась, и они увезли ее в Америку самым, значит, законным образом.
А у Ларисы Григорьевны появились хорошие денежки. Тратила она их только на самое неотложное: лекарства, одежда Вале, но главным образом держала заначку на годы учебы Вали: вот если потом дочка будет брать по столько-то в месяц, ей как раз на учебу хватит.
Нет, конечно, Лариса Григорьевна никому не говорила, что продала внучку. А говорила она, что отправила Настеньку на год-другой погостить к родной сестре. Но если о чем-либо знает близкая подруга, то знают еще несколько человек. Осуждали — это да! Это же надо, продать родную внучку, ну, дожили. Но и понимали: виновата не только Лариса Григорьевна, но и свирепости ее жизни.
Да, но какие хорошие люди оказались эти американцы. Регулярно пишут письма, высылают фотографии, не нарадуются на доченьку, и спасибо, что сделали нашу жизнь счастливой.
То есть этот день был особенно удачным, вот именно счастливым: Валю зачислили в институт и, напомнить, пришло письмо из Америки.
Лариса Григорьевна и Валя несколько раз перечитали письмо: все хорошо, мы стараемся, чтоб девочка не забывала родной язык, но ведь она его почти и не знала, к тому же все вокруг говорят по-английски, и они долго рассматривали фотографии: вот Настенька с новыми родителями, а вот она одна на берегу океана, обнимает мишку, который больше ее самой, и лицо у внучечки хохочущее и счастливое.
Хорошо, что они приглашают тебя в гости на следующее лето. Значит, не настаивают, чтоб Настенька забыла бывшую родню. К тому же оплатят дорогу.
Да, это был счастливый день, и Лариса Григорьевна в очередной раз подумала, что все она сделала правильно.
Но! После ужина Валя ушла погулять. Лариса Григорьевна счастливо улыбалась. Затем она заглянула в Валину комнату, и в кухню, и в туалет, чтоб наверняка убедиться, она в квартире одна, и захлопнула на два замка дверь, да, а улыбка все не сходила с лица, как приклеилась (так потом рассказывала подруге), и она прошла в свою комнату, рухнула на кровать и закричала, вернее даже сказать, завыла в голос, и если б кто слышал этот вой, подумал, пожалуй, что женщина прощается со своей жизнью и перед прощанием проклинает и эту жизнь, и свою судьбу, и выла она долго, а потом, внезапно же оборвав вой, встала, подошла к окну и вдруг почувствовала ясность в голове, и рассеялись пелена и туман, два пуделька заигрывали друг с другом, мальчишки пинали через веревку мяч, ярко зеленела трава, заходящее солнце, отраженное в стеклах дома напротив, слепило глаза, и небо было темно-синее и глубокое, словно южное, и жизнь была прекрасна.
Об
Дмитрий Натанович Притула (15 июля 1939 — 8 ноября 2012) — один из самых ярких прозаиков нашего времени. В том, что он незаслуженно мало известен, виноват, вероятно, излюбленный им жанр — короткий рассказ. Писатель обычно стремится заявить о себе романом, объемной формой, которая, кажется, самим размахом соответствует всеобъемлющему явлению жизни. Но это только кажется. Короткий рассказ — самый трудный жанр, требующий от писателя высокого искусства. Подобно тому, как в капле воды содержатся все химические свойства этой субстанции, рассказы Притулы вмещают знание скрытых законов жизни, тайных причуд судьбы, хитросплетений человеческих связей.
Стиль его повествования — сказ. В эту свою манеру Притула вложил горячность и человечность души. Простодушное изложение не напоминает маску, которой пользуются сказители (Зощенко, например). Постоянным внезапным обращением к собеседнику-читателю Притула завладевает вниманием, заражая своим сердечным интересом к перипетиям чужой судьбы. Невозможно оставаться сторонним наблюдателем. Как притягательны эти междометия, которыми автор вводит новые повороты сюжета! («Да, что еще важно…»; «Да, но как же любовь?»; «Но! С матерью и отчимом Алеша жил неразлучно…»; «Нет, напомнить надо…»; «Ну, если разобраться… Но нет» и т. д.) Попробуйте, что-то рассказывая, начинать каждый абзац с междометия. Сразу почувствуете присутствие собеседника, и не где-нибудь в неизвестном пространстве и отдаленном времени («глубокочтимый читатель»), а тут, рядом, и желание рассказать, убедить, поделиться.
В маленьком пригороде Фонарево, которое напоминает маркесовское Макондо из «Ста лет одиночества», разворачивается драма жизни с надеждой и разочарованием, трудом, радостями и болезнями. Отчасти это быт советской и постсоветской провинции, точный по хорошо узнаваемым деталям, отчасти — Бытие с большой буквы. Люди ведь одинаково плачут и смеются, болеют и умирают, любят, ненавидят и радуются жизни — в Фонарево так же, как в Дании или Италии.
Разнообразие сюжетов и персонажей рассказов Притулы удивительно. И что еще интересно: о самых горьких вещах Притула умеет говорить, не теряя чувства юмора.
Живые, остросюжетные рассказы, в которых лирика и юмор шествуют рука об руку.
В прозе последних десятилетий привычным средством привлечь читателя стали экзотические сюжеты, эротические сцены, уголовщина. В этих сильно действующих уловках тонет реальное, тихое, но от этого не менее острое, хочется сказать — простое, но нет, как раз непростое человеческое чувство. Притуле удалось вывести его на свет божий, и это поистине удивительно: трудно его высвободить из повседневности, еще труднее описать, не впадая в штампы. Та последняя прямота, которая здесь требуется, проистекает из высокого искусства, владения стилем, композицией, формой. Ведь короткий рассказ, как уже сказано, — самый сложный прозаический жанр. Везде, где читатель прозревает заранее замысел автора, складывается впечатление, что нас ведут известными путями, и только там, где неожиданность и эффект присутствия в чужой жизни кажутся необъяснимыми, проза достигает доступных искусству вершин. Большинство рассказов Дмитрия Притулы таковы.