1812 год в жизни А. С. Пушкина

Николаев Павел

В первые послелицейские годы Александр Сергеевич не был так осмотрителен. Из привилегированного учебного заведения он вышел с враждебным самодержавию «лицейским духом». Умеренно либеральный деятель пушкинской поры В. Н. Каразин писал в Министерство внутренних дел: «В самом лицее Царскосельском государь воспитывает себе и отечеству недоброжелателей… это доказывают почти все вышедшие оттуда… из воспитанников более или менее есть почти всяк Пушкин, и все они связаны каким-то подозрительным союзом, похожим на масонство, некоторые же и в действительные ложи поступили. Кто сочинители карикатур или эпиграмм, каковые, например, на двуглавого орла, на Стурдзу, в которой высочайшее лицо названо весьма непристойно» (28, 79–80).

…Каждый вечер в половине

седьмого в Петербурге поднимался занавес Большого театра и начинался спектакль, построенный так, что в один вечер высокая драма сменялась водевилем, балетная феерия – комедией нравов. В театральном представлении как бы шла игра разных точек зрения, разных жанров: высокого и низкого, трагического и смешного, утверждая многообразие жизни, множественность её оценок, что было очень созвучно всему строю юности поэта.

А.С. Пушкин

Театр был и политическим клубом: в антрактах в нём обсуждали последние новости, в нём собирались «либералисты», занимая левые ряды партера. В театре Пушкин показывал портрет Лувеля, убившего наследника французского престола, с надписью «Урок царям». В театре он рассказывал о медвежонке, который во время прогулки Александра I сорвался с цепи, замечая при этом: «Нашёлся один человек, да и тот медведь».

В театре Александр Сергеевич искал себе… подходящее занятие. Должность канцелярского служащего Пушкина не устраивала. Жуковский говорил по этому поводу:

– Какое могло быть ему дело до Иностранной коллегии? Его служба была его перо.

В связи с этим друзья поэта наблюдали в театре за весьма странным для них поведением Александра. «Пушкин, – вспоминал И. И. Пущин, – любил, например, вертеться у оркестра около Орлова, Чернышёва и других: они с покровительственной улыбкой выслушивали его шутки, остроты. Случалось из кресел сделать ему знак, он тотчас прибежит. Говоришь, бывало: “Что тебе за охота, любезный друг, возиться с этим народом – ни в одном из них ты не найдёшь сочувствия”. Он терпеливо выслушает, начнёт щекотать, обнимать, что обыкновенно делал, когда немножко потеряется. Потом смотришь, Пушкин опять с тогдашними львами».

Вот именно – львами. Все – участники войн с Наполеоном, достигшие на военном поприще высоких званий. Особенно примечательна карьера А. И. Чернышёва. Перед началом Отечественной войны он руководил агентурной сетью в Военном министерстве Франции. За успешную разведывательную работу царь назвал Александра Ивановича «самым смелым, какие только известны военной истории». В кампанию 1813 года Чернышёв овладел Берлином. Во время знакомства с ним Пушкина был членом (а затем председателем) Комитета об устройстве Донского казачьего войска.

П. Д. Киселёв общался с поэтом, будучи начальником штаба 2-й армии. Пушкин встречался с ним в светском обществе, и Павел Дмитриевич обещал ему содействие в определении его на военную службу, к чему Александр отнёсся с большим недоверием:

На генерала КиселёваНе положу своих надежд,Он очень мил, о том ни слова,Он враг коварства и невежд;За шумным, медленным обедомЯ рад сидеть его соседом,До ночи слушать рад его;Но он придворный: обещаньяЕму

не стоят ничего.

Другое дело – А.Ф. Орлов. Алексей Фёдорович без каких бы то ни было оговорок предложил поэту службу в лейб-гвардии Конном полку, которым он командовал. Но Сергей Львович не поддержал амбиций сына, так как служба в гвардии требовала больших денег, и Александр уступил:

Смирив немирные желанья,Без долимана 8 , без усов,Сокроюсь с тайною свободой,С цевницей, негой и природойПод сенью дедовских лесов…

8

Доломан (от турецкого «долиман») – гусарский мундир без фалд и со стоячим воротником.

На готовность Алексея Фёдоровича помочь поэт откликнулся стихотворением «Орлову», в котором отметил его душевную пылкость, любезность, просвещённость («хотя и русский генерал») и лояльное отношение к подчинённым:

О ты, который, с каждым днёмВставая на военну муку,Усталым усачам верхомПреподаёшь царей науку;Но не бесславишь сгорячаСвою воинственную рукуПрезренной палкой палача…

То есть Орлов не принял дисциплину кнута, которая насаждалась (с 1817 года) в армии усилиями временщика А. А. Аракчеева. Уже одно это располагало в пользу боевого генерала, и Пушкин был готов при внешней опасности для Отечества прийти на его зов:

Питомец пламенный Беллоны,У трона верный гражданин!Орлов, я стану под знамёныТвоих воинственных дружин;В шатрах, средь сечи, средь пожаров,С мечом и с лирой боевойРубиться буду пред тобойИ славу петь твоих ударов.

Жизнь Пушкина пришлась на первую треть XIX столетия. И всё это время Россия воевала: с Францией, Турцией, Ираном, Швецией. Неудивительно, что духовная атмосфера того времени была насыщена стремлением к бранной славе, чему особенно способствовали Отечественная война и заграничные походы 1813–1814 годов. Дворянская молодёжь грезила о подвигах на ратном поле. Не избежал этого поветрия и молодой Пушкин:

Люблю я звук мечей;От первых лет поклонник бранной славы,Люблю войны кровавые забавы,И смерти мысль мила душе моей.