1812. Все было не так!
Шрифт:
А вот официальный отчет Д.С. Дохтурова: все покушения противника «уничтожены совершенно мерами взятыми и беспримерной храбростью войск наших», «все войска в сей день дрались с обычной им отчаянной храбростью», «до наступившей ночи, которая прекратила сражение, все пункты почти удержаны, кроме некоторых мест»и т. д.
Но женам эти люди говорили правду, то есть то, что было на самом деле. А на самом деле все было очень страшно и грустно…
Как совершенно верно отмечает историк А.Ю. Бондаренко, «боевой задор прошел, уступив место трезвому расчету, и Кутузову стало ясно, что атаковать поутру некем и нечем».
В
Роль Кутузова в военном совете в Филях
А 1 (13) сентября М.И. Кутузов приказал собрать военный совет, который вошел в историю под названием военного совета в Филях.
Известный историк Н.А. Троицкий по этому поводу пишет:
«От сталинских времен и доселе совет в Филях изображается в нашей литературе, как правило (не без исключений, конечно), с заветным желанием преувеличить роль Кутузова: дескать, выслушав разнобой в речах своих генералов (Барклай де Толли при этом зачастую даже не упоминается), Кутузов произнес «свою знаменитую», «полную глубокого смысла и в то же время трагизма речь» о том, что ради спасения России надо пожертвовать Москвой. «Решение Кутузова оставить Москву без сражения – свидетельство большого мужества и силы воли полководца. На такой шаг мог решиться только человек, обладавший качествами крупного государственного деятеля, твердо веривший в правильность своего стратегического замысла» – так писал о Кутузове П.А. Жилин, не допуская, что таким человеком был и Барклай. «На такое тяжелое решение мог пойти только Кутузов», – вторят Жилину уже в наши дни <…>
А ведь документы свидетельствуют, что Барклай де Толли и до совета в Филях изложил Кутузову «причины, по коим полагал он отступление необходимым», и на самом совете ответственно аргументировал их, после чего фельдмаршалу оставалось только присоединиться к аргументам Барклая, и вся «знаменитая», «полная смысла, трагизма…» и т. д. речь Кутузова была лишь повторением того, что высказал и в чем убеждал генералов (часть из них и убедил) Барклай».
Попробуем разобраться…
На военный совет М.И. Кутузов пригласил к себе в занимаемую им избу генералов Барклая де Толли, Беннигсена, Дохтурова, Платова, Ермолова, Остермана-Толстого, Раевского, Коновницына и Уварова, а также полковника Толя [9] .
Из «полных» генералов не было только М.А. Милорадовича, но он командовал арьергардом и не мог его оставить.
Л.Л. Беннигсен
В тот день Михаил Илларионович чувствовал себя скверно: он не сдержал ни одного обещания, данного императору Александру, ощущал свою ущербность, вспоминая Бородино и Аустерлиц, и наверняка очень жалел, что согласился принять командование русской армией в столь неблагоприятный момент войны.
9
Некоторые историки называют среди участников
В данной ситуации главнокомандующему важно было спросить каждого: что делать?
Дело в том, что в тот день М.И. Кутузов осмотрел позицию, выбранную генералом Л.Л.Беннигсеном, а потом остановился на Поклонной горе. Его окружили все старшие командиры армии. Мысль об оставлении Москвы без боя уже крутилась в голове новоявленного фельдмаршала. Но никто еще не говорил об этом открыто. При этом многим была очевидна невозможность дать бой на избранной Беннигсеном позиции. Во-первых, она была изрезана многими рытвинами и речкой Карповкой, затруднявшими сообщение войск. Во-вторых, в тылу была река Москва и огромный город, отступление через который в случае нужды было бы для армии крайне затруднительно. Предлагали усилить позицию укреплениями с сильной артиллерией, и эти укрепления уже начали строить, но уже приближался вечер, а окончательного решения все не было. Из всех разговоров, к которым внимательно прислушивался Кутузов, можно было видеть одно: защищать Москву не было никакой физической возможности. Он подозвал к себе старших генералов. И тогда Михаил Илларионович со вздохом сказал:
– Хороша ли, плоха ли моя голова, а положиться больше не на кого.
В избе, где собрался военный совет, М.И. Кутузов сел в темный угол. Было видно, что он сильно волнуется.
По версии генерала А.П. Ермолова, Кутузов на этом совете просто хотел обеспечить себе гарантию того, «что не ему присвоена будет мысль об отступлении», что его желанием было «сколько возможно отклонить от себя упреки».
Начав заседание, Михаил Илларионович сказал:
– Господа, мы должны решить, сражаться ли под стенами Москвы? Выгодно ли нам рисковать потерей армии, приняв сражение, или отдать Москву без сражения? Вот на какой вопрос я желаю знать ваше мнение.
В ответ Л.Л. Беннигсен обратил внимание присутствующих на последствия, которые могут произойти от оставления Москвы без боя: на потери для казны и частных лиц, на впечатление, какое произведет это событие на народный дух и иностранные дворы, на затруднения и опасности прохождения войск через город. Он предложил ночью перевести войска с правого фланга на левый и ударить на другой день в правое крыло французов.
Потом слово взял М.Б. Барклай де Толли, заявив, что позиция под Москвой, выбранная генералом Беннигсеном, неудобна для обороны.
Генерал А.И. Михайловский-Данилевский пишет:
«Барклай де Толли объявил, что для спасения Отечества главным предметом было сохранение армии. «В занятой нами позиции, – сказал он, – нас наверное разобьют, и все, что не достанется неприятелю на месте сражения, будет потеряно при отступлении через Москву. Горестно оставлять столицу, но если мы не лишимся мужества и будем деятельны, то овладение Москвой приготовит гибель Наполеону».
После этого Барклай предложил идти по дороге к Владимиру, который, по его мнению, был важнейшим пунктом, способным служить связью между северными и южными областями России.
Генерал Л.Л. Беннигсен оспорил мнение Барклая, «утверждая, что позиция довольно тверда и что армия должна дать новое сражение».
Генерал П.П. Коновницын «был мнения атаковать».Он высказался за то, чтобы армия «сделала еще одно усилие, прежде чем решиться на оставление столицы».