188 дней и ночей
Шрифт:
Через восемь лет кандидатура Склодовской появилась вновь, на этот раз в разделе химии, за измерение атомного веса радия и открытие полония. Существенным (!) препятствием в деле присуждения ей премии оказался для комитета тот факт, что Склодовская после смерти мужа в 1906 году якобы связала свою жизнь с женатым мужчиной, физиком Полем Ланжевеном. [28] На этот раз аргументация комитета опустилась если не до панели, то наверняка до уровня французских бульварных изданий того времени (1911 год), распускавших сплетни о романе Склодовской, пытаясь таким образом оказать давление на решение комитета.
28
Поль Ланжевен (1872–1946) — французский физик и общественный деятель.
Нас ожидают помпезные торжества по случаю вручения красочных дипломов и чеков в Стокгольме, и мы можем спокойно ждать следующего представления
Сердечный привет,
ЯЛВ
Варшава, понедельник
Пан Януш,
так случилось, что несколько лет назад меня увлекла биография Склодовской. Она была робкой, упрямой и плохо одевалась. У нее был муж и две дочери. Ее роман с женатым мужчиной вызвал в обществе ужасный скандал. Тогда она уже была вдовой, но ее любимый имел жену и четверых детей. Достижений Склодовской в изучении радиоактивности и открытия радия оказалось недостаточно, чтобы оградить ее от злых нападок моралистов. Иностранка-разлучница! И хотя она, как заметил Эйнштейн, старалась делать хорошую мину при плохой игре и на ее лице не отражались ни боль, ни радость, с той поры ее жизнь уже не была такой, как прежде. Ей было сорок три года, когда она познакомилась с Ланжевеном, женатым на Эмме-Жанне Дефоссе, дочери ремесленника, женщине красивой, но простоватой. Их брак оказался недоразумением. Разговоры Склодовской с Ланжевеном о его семейных проблемах привели их к более близким отношениям. Грустная вдова, как он называл Марию, притягивала его, «как лучик света в траурном святилище, в котором она закрылась». В середине 1910 года у них возник роман. Страстный, бурный, который, однако, имел мало общего с настоящей любовью. Вместо того чтобы дарить радость, он разрушал. В то самое время, по сообщениям газеты «Le Matin», в Париже каждый день регистрировалось тридцать девять измен. Было принято иметь не любовницу, а женщину, ради которой стоило оставить жену и детей. Какое-то время связь Марии с Ланжевеном была окутана тайной. «Мой дорогой Поль, весь вчерашний вечер и ночь я думала о тебе и тех часах, которые мы провели вместе и которые стали для меня таким прекрасным воспоминанием. Я все еще вижу твои добрые и полные нежности глаза, твою чудесную улыбку и мечтаю о мгновении, когда снова смогу ощутить сладость твоего присутствия». Еще немного, и уважаемая вдова Пьера Кюри будет напоминать загнанное животное, а угрозы со стороны жены любовника убить ее станут обыденностью. Ланжевен сомневается. Он не хочет скандала. Склодовская неожиданно начинает настаивать. «Когда тебя охватывает страх, что ты причинишь боль своим четверым детям, подумай о том, что две мои маленькие девочки со дня на день могут стать сиротами, если мы не придем к какому-нибудь основательному решению. Пожалуйста, не заставляй меня слишком долго ждать нашего соединения. Тогда я бы смогла с уверенностью смотреть в будущее». Но Ланжевен не может принять решение. Он мечется. «Мои ночи ужасны, я думаю о том, что ты с ней, не могу спать, с огромным трудом забываюсь на два-три часа, а потом просыпаюсь в бреду и не могу работать, сделай же что-нибудь», — умоляет его Склодовская. Ланжевен уходит из дому. Пройдет год, прежде чем его брак разрушится с катастрофическими для всех последствиями. Марии все время придется встречаться с осуждающими взглядами. Французская пресса подвергнет ее нападкам.
Одна из газет публикует любовные письма Марии Кюри. Читатели не могут оторваться от этой, с подробностями описанной истории прелюбодеяния. Самые бурные эмоции и возмущение вызовет бесстрастный тон писем. Никаких чувств. Толпа скандирует у ее дома: «Прочь — чужестранка, похитительница мужей!» «Мадам Кюри обезумела от любви», — сообщается в прессе. Причем неприятие вызывало не столько ее иностранное происхождение, сколько пол. Недостаточно, что ученая, что роман, но ко всему прочему еще и женщина. Скандал вызвал пять дуэлей! В одной из них принимал участие сам Ланжевен и вышел из нее невредимым. Одетый в застегнутый под шею сюртук и очень бледный, он вызвал на поединок одного из журналистов. Похоже, оба выстрелили в воздух.
В ноябре 1911 года агентство Рейтер сообщает, что Мария Кюри удостоена очередной Нобелевской премии, на этот раз в области химии. Несмотря на не самую благоприятную атмосферу вокруг своей персоны, она решила принять награду лично. «В моих действиях нет ничего, что заставляло бы чувствовать себя униженной». За эту неожиданную любовь Мария Кюри заплатит высокую цену — у нее испорчена репутация и серьезное заболевание почек. Когда роман закончился, Мария весила всего сорок семь килограммов. Ланжевен публично извинялся перед бывшей любовницей, написав: «Она поплатилась за то, что во имя нашей дружбы пыталась спасти то, что считала моим будущим в науке». Вскоре Ланжевен вернется к жене и до конца жизни будет изменять ей со своими секретаршами. Один из биографов Склодовской, Роберт Рейд, напишет: «Она относилась к своей профессии так же, как и другие ее коллеги, но так сложилось, что все они без исключения были мужчинами. Она не ждала от них никаких поблажек и уступок, и никто ей так их и не сделал. Она вынесла все, и ей удалось убедить мужчин в том, что они имеют дело не с кем-то равным, а с тем, с кем непросто сравняться».
С уважением,
МД
Автострада
Есть книги, по прочтении которых чувствуешь, что ты стал умнее. А почему так, неизвестно…
Сегодня я прочитал такую книгу, стоя в пробке на автостраде Гейдельберг—Франкфурт. Я возвращался на машине после посещения химического факультета в Гейдельберге. Очаровательный исторический университетский город над Неккаром и с развалинами замка на холме. Американцы, похоже, специально не слишком бомбили этот город, планируя разместить в нем штаб-квартиру своих войск после войны. До сих пор не могу отойти от впечатления, что национальный язык в Гейдельберге — английский.
Сразу за Гейдельбергом движение на автостраде остановилось после того, как платформа, перевозившая автомобили, столкнулась с другим автомобилем и загорелась. Зная хронические пробки на немецких дорогах, я вожу с собой книги «на этот случай». Сегодня я прочел книгу профессора Анджея Ежмановского «Гены и жизнь: тревоги современного биолога». Пробка рассосалась еще до того, как я окончил чтение. Мне пришлось отъехать на ближайшую стоянку, чтобы дочитать книгу. А поскольку я вожу с собой еще и ноутбук, я решил, что называется, по горячим следам (просто с паркинга) поделиться с Вами своими замечаниями. А то снова вернусь поздно и закручусь с домашними делами. Но о пробке сообщали по радио, так что у меня есть очень хорошее оправдание.
Ежмановский прекрасно описал свой роман. Ибо как иначе, если не «любовным романом», можно назвать исполненный чувством, уважением, рефлексией, моментами вдохновения, моментами тревоги и всегда — неподдельной заботой союз, в котором пребывает взрослый мужчина? Чтобы все сразу было ясно: у профессора Ежмановского любовный роман с биологией.
Впрочем, не первый (мне известны и другие его книги). Мало кто умеет популяризировать науку так, как это делает Ежмановский. А популяризировать науку, апеллируя не только к сознанию, но и к эмоциям, это совсем не просто. Ежмановский кротко преклоняет голову перед Природой и с восхищением и удивлением (как ученый, я сам прекрасно знаю, насколько трудно бывает сохранять восхищение своей отраслью науки в течение долгого времени) описывает все то, что Она наизобретала и расставила по своим местам в окружающем мире. И себе и читателям он задает вопросы («Зачем нужны волки?», «Почему шишка выглядит как шишка?», «Зачем божьей коровке пятнышки на крылышках?» и т. д.), отвечает на них со свойственной ему блестящей эрудицией и приглашает к размышлениям. При этом он незаметно для читателя направляет его в русло размышлений: кто или что стоит за всем этим, кто тот Великий Программист?
Ежмановский, конечно, не знает ответа на этот вопрос, да и никто пока не знает, но он знает генетику и дрейфует в направлении ответа на магической волне генов, кодируемых этой волной белков и возникающих в силу этого характерных черт или целых организмов. Никогда до сих пор мне не приходилось читать столь внятного и в то же время столь поразительного описания волшебной триады «ген-белок-организм». После его описания сразу все становится понятным. Три буквы в четырехбуквенном алфавите ДНК (А-Т-Ц-Г) кодируют двадцать букв аминокислот (существует только двадцать аминокислот, каждая обозначается одной буквой), которые, в свою очередь, складываются в белки, а те конструируют организмы и определяют их жизнь. Просто? В книге Ежмановского простота этой триады объяснена так, что создается ощущение, что ты это знал всегда. И за всем этим стоят ДНК и геном, о котором почти что у каждого с тех пор, как клонировали овечку, есть что сказать. Ежмановский пытается показать, что клонирование овечки Долли и расшифровка генома — это только начало пути, а не его конец. То, что мы знаем, из каких деталей собран космический челнок, вовсе не тождественно знанию, почему этот челнок летает. А жизнь ведь гораздо сложнее любого космического челнока. Об этом тоже пишет Ежмановский, обращаясь к молекулярной биологии и генетике, которая только теперь начинает свою настоящую жизнь. Я тоже считаю, что расшифровка генома — это лишь начало пути. Мне кажется, карту генома человека можно сравнить с нотной записью, непонятной для того, кто не разбирается в нотах, например, для такого, как я. Когда я смотрю в ноты на нотном стане, то не знаю, что это — запись случайного нажатия фортепьянных клавиш или запись «Страстей» Баха. Именно такое знание в нашем случае и должна дать, после расшифровки генома, молекулярная биология.
В биологии было место для романтики первопроходцев сразу после открытия Криком и Уотсоном тайны наследственности и копирования с помощью состоящей из двух нитей мистической структуры ДНК. В биологии есть место для потрясающего приключения, каким оказалась расшифровка генетического кода в геноме, закончившегося оригинальным предложением Ежмановского — к которому я со всей убежденностью присоединяюсь — сделать день 26 июня (в этот день в 2000 году было объявлено о завершении расшифровки человеческого генома) Всемирным днем биологии.
Несмотря на то что молекулярная биология, генетика и геном являются осью этой книги, для Ежмановского, специалиста в области биохимии, сама ДНК не является наиглавнейшим. Он не считает, что современной биологии удастся все выяснить с помощью механизмов на уровне молекул. Сам автор пытается откреститься от ярлыка редукциониста. В этом отношении книга Ежмановского чем-то напоминает мне бестселлер французского генетика, нобелевского лауреата Франсуа Жакоба «О мухах, мышах и людях», в котором тоже идет речь об ограниченности молекулярной биологии в деле выяснения механизмов жизни и эволюции.