1905-й год
Шрифт:
К концу 1905 г. только у рабочих Читы оказалось 30 тыс. винтовок, 500 тыс. патронов и до 300 пудов взрывчатых веществ. По нормам царской армии этого стрелкового оружия хватило бы для снабжения трех пехотных дивизий!
И все же оружия требовалось больше. Его делали сами — на заводах и в мастерских. Использовали все. «Плоские напильники оттягивались и шлифовались, с мастерством и любовью превращались в остро отточенные красивые финские ножи и кинжалы, — вспоминал один из путиловских рабочих. — Из трехгранных напильников делались острые «специального назначения» шабры. Гриша Логинов, депутат и начальник дружины при районном Совете, как человек, побывавший на Кавказе и понимавший толк в холодном оружии, охотно консультировал обращавшихся к нему за советом и указаниями…»{171}
Нет,
Однако наиболее сложные виды вооружения можно было купить только за границей.
Его покупали и переправляли через границу — переправляли с огромными трудностями. О том, как это делалось, вспоминает один из руководителей Боевой технической группы при ЦК РСДРП Н. Е. Буренин. «…Мы закупили бикфордов шпур и несколько тысяч запалов гремучей ртути. Запалы представляли собой тонкие медные патроны, в которых треть была заполнена гремучей ртутью, а две трети оставлялись для вкладывания бикфордова шнура. Наши товарищи возили запалы на себе в особых самодельных лифчиках-патронташах, куда входили три ряда запалов по пятьдесят штук. Еще труднее было с бикфордовым шнуром. Резать его было нельзя, так как могла возникнуть необходимость в длинном куске шнура. Поэтому наши транспортеры наматывали бикфордов шнур на ноги. Нечего и говорить, что все это было сопряжено с большой опасностью. Человек превращался в хорошо снаряженную бомбу. Ехать было очень трудно, всю дорогу от Парижа до Гельсингфорса надо было бодрствовать, сидеть в вагоне, не прикасаясь к спинке скамьи, во избежание толчков, которые могли привести к взрыву.
Помню, как однажды в Гельсингфорсе в гостиницу, где я жил, явился один из наших товарищей, приехавший из Парижа. Когда он вошел ко мне в номер, на нем, что называется, лица не было. Он еще кое-как держался, пока снимал пояс с капсюлями, но когда стал разматывать шпур, обмотанный вокруг всего тела, ему сделалось дурно. На спине и на груди у него были кровоподтеки. Ведь больше двух суток он ехал, не раздеваясь, не ложась, боясь заснуть, так как от толчка мог получиться взрыв»{173}. Нередко на границе вспыхивали настоящие бои дружинников с пограничной стражей.
«Шла громадная работа по снабжению масс оружием, по подготовке к вооруженному восстанию, — вспоминала Н. К. Крупская. — Работа эта была, само собой, законспирировала. Законспирировано было и огромное участие в пей Ильича. Я была тогда секретарем ЦК и знаю, какое большое непосредственное участие принимал Ильич в руководстве всей этой организационной работой ЦК, как вникал он во все мелочи»{174}.
Большое внимание уделяли большевики обучению военному искусству, умению владеть с таким трудом добытым оружием. Летом 1905 г. В. И. Ленин писал: «…Теперь все социал-демократы выдвинули военные вопросы, если не на первое, то на одно из первых мест, поставили на очередь изучение их и ознакомление с ними народных масс. Революционная армия должна практически применить военные знания и военные орудия для решения всей дальнейшей судьбы русского народа, для решения — первого, насущнейшего вопроса, вопроса о свободе»{175}. Обратив особое внимание на необходимость обучения широких народных масс военному делу, вождь большевиков точно указывал, из чего оно должно состоять, как его следует проводить{176}.
Выполняя
В стране действовал целый ряд специальных подпольных школ, в которых революционеры, знакомые с военным делом, передавали свои знания руководителям боевых дружин и рядовым дружинникам. Первую из таких школ летом 1905 г. в Киеве организовал большевик И. Ф. Дубровинский. Группы по 12 человек в течение 10–12 дней обучались азам военного дела у более опытных товарищей (бывших офицеров и унтер-офицеров) и сами становились инструкторами в боевых дружинах.
В середине 1905 г. боевой центр при Московском комитете РСДРП открыл курсы десятников боевых дружин.
Развернулась боевая учеба и в самих дружинах. «Было ясно, что против винтовок нужны винтовки, нужны хорошо обученные боевые дружины, владеющие тактикой уличного боя. Я, — вспоминает один из московских большевиков, — перенес все внимание на организацию такой дружины в Миусском [трамвайном] парке. Были добыты средства — тысяча рублей. На них купили 40 винчестеров, коротких, чтобы можно было носить под курткой. Маузерами вооружили руководителей — меня и Щепетильникова… Для боевой подготовки мы использовали бывший цейхгауз во дворе и там ежедневно целыми часами проводили занятия. Пришлось подумать и о стрельбище. Мы нашли его в Сокольниках, в глухом месте, где были сложены поленницы дров»{177}.
Военное обучение развернулось по всей стране. В Нижнем Новгороде его вел бывший унтер-офицер большевик Латышев. «Под его руководством, — вспоминал один из дружинников, — проходили систематически строевые занятия, рытье окопов, стрельба. Из нелегальной брошюры «Тактика уличного боя», полученной через организацию, мы проработали и усвоили это искусство. Занятия проходили два раза в неделю: в свободный день, в воскресенье, и еще в четверг, после работы. Все члены группы увлекались этими занятиями, и посещаемость была полная»{178}.
В Донбассе активную работу по подготовке дружинников к боевым действиям вел К. Е. Ворошилов: «Мы, члены Луганского большевистского комитета… понимали, что им (дружинникам. — К. Ш.) трудно после утомительного рабочего дня заниматься строевой подготовкой, уходить в глубь оврагов и лесов для тренировочной стрельбы, по никто из них не жаловался»{179}.
В Центральном промышленном районе обучением боевых дружин занимался М. В. Фрунзе, в Сибири — большевик Э. С. Кадомцев. Под его руководством «дружинники рыли окопы, делали блиндажи и засеки. Я объяснял им значение баррикад в городе и то, как коммунары строили их на улицах Парижа, как брали их генералы Тьера. После этого бойцы обучались рассыпному строю, сомкнутому, стрельбе в любом положении. Я знакомил их с техникой войны наполеоновской армии, японской армии в войне с русскими, техникой монголов, которой те пользовались в XIII веке и наследство которой использовали казаки. В дружине у меня был строгий порядок, и все дружинники придерживались его. Раньше чем стрелять настоящими пулями, мы долго и тщательно упражнялись, а потом проводили стрельбу, и каждый раз блестяще. Дружинники были отличными стрелками»{180}.