1919

Николаев Игорь Игоревич

Впрочем, у «крыс» нашлось свое противоядие, за что их отдельно ценило командование и завистливо не любили все остальные.

Металлическая коробка, в которой трясся полувзвод, ползла вперед. Через амбразуры многое не разглядишь, поэтому запертым пехотинцам оставалось лишь гадать, что происходит вокруг. Гадать не получалось — «Рикардо» выл как все гарпии ада, собранные вместе и, казалось, каждая гайка сложной машины гремит своим собственным неповторимым образом. Где-то поблизости катились, цепляясь за перепаханную землю зацепами гусениц, другие «рвотодавы» батальона, их сопровождали «Шершни» и странный «Рено», у которого на борту было нарисовано что-то похожее на двухопорный портовый

кран. Но десанту окружающий мир сообщал о себе исключительно рывками и тряской. Желающих выглянуть в амбразуры или пострелять не нашлось — свинцовые брызги могли найти неосторожный глаз, даже если пуля расплющится рядом с бойницей.

Мартин поглубже вдохнул из маски. Кислород, казалось, струился по жилам чистым огнем, выжигая страх, наполняя огнеметчика силой и уверенностью. Это и было секретным оружием бывших саперов, сохранивших прежний инвентарь — кислородные аппараты «Прото», пришедшие в армию из горной промышленности, а здесь использовавшиеся в минной войне. Только они позволяли штурмовой пехоте более-менее нормально пережить короткий, но безмерно мучительный бросок в тесном, гремящем и трясущемся гробу.

Тяжелый баллон упирался в ногу — огнеметчик до последнего держал свое страшное оружие отдельно, чтобы не мешало сидеть. Пот струился по всему телу — кожа огнеметного костюма сама по себе работала как теплоизолятор, плюс еще температура в танке. Если бы не кислород, было бы совсем плохо — Мартин помнил, как на первой тренировке почти сразу же свалился с тепловым ударом.

Сидящий напротив Шейн заряжал свой дробовик. Как обычно, он делал это в последний момент — магазин Винчестера вмещал пять зарядов, но если стрелку повезло разжиться патронами с укороченными картонными гильзами «шестьдесят один», их можно было зарядить целых шесть, выбрав весь свободный ход пружины. Стрелок рисковал «перенапрячь» механизм, но получал дополнительный выстрел — неплохой бонус, стоящий риска.

Что-то брякнуло, звонко и резко, словно кто-то снаружи бросил в танк камешком. Затем еще и еще раз. Майкрофт, опять севший рядом с американцем, выпучил глаза, его кадык заходил вверх-вниз быстрыми судорожными рывками. Мартин толкнул Шейна носком ботинка и взглядом указал на новичка. Тот понимающе кивнул.

— Не в маску! — прокричал Шейн, наклонивший к Майкрофту, но тот уже не слышал, бессмысленно глядя в пространство.

— Идиот, — несправедливо, но коротко резюмировал янки. Зажав дробовик между коленей, чтобы не упал от тряски, он одной рукой сорвал с Холла маску, а другой ткнул под ребро. Новичок немедленно согнулся в судороге, сложившись словно складной нож, мутная струя хлынула из его глотки прямо на пол. Мартин едва успел убрать ногу, радуясь, что маска «Прото» с обрезанными стеклянными «глазами» ограждает его от запаха.

«Кто не блевал в танке, тот в него никогда не садился», — философски подумал австралиец.

Теперь невидимый шалун бросал камни непрерывно и целыми пригоршнями, дробный звон не прекращался, гуляя по тесной десантной кабине. Беннету не хотелось думать, что бы это могло быть, он и так знал. Совсем рядом что-то громыхнуло, так, что было слышно даже сквозь броню. Машина ощутимо накренилась и затряслась, двигатель заработал на повышенной передаче — похоже, танк карабкался через какое-то препятствие.

Мигнула красная лампочка, забранная мелкой медной сеткой — условленный сигнал. Один из саперов стукнул прикладом в люк, отделяющий отсек экипажа от «пассажирского» отделения — дескать, поняли. Чувствуя невероятную сухость во рту, Мартин натянул кожаный шлем, теперь он смотрел на мир через узкую прорезь, подобно рыцарю. Шейн перехватил взгляд товарища и ободряюще подмигнул, его лоб лоснился от бисеринок пота.

Австралиец встал, упираясь макушкой в потолок, чтобы сохранить равновесие. Его сосед слева, не дожидаясь просьбы, подал баллон. Шейн тоже привстал и. балансируя на полусогнутых, помог затянуть ремни на груди. Мартин привычно взвесил в руках брандспойт.

«Дыма и огня», — сказал он про себя старый лозунг огнеметчиков, пошедший как бы не с Соммы.

«Дыма и огня!»

Он был готов.

Прикрыв глаза, Дрегер еще раз перебирал в уме «инструменты», которые вручили ему бог и майор Джордж Натан.

История штурмовой пехоты, открытая французами в 1915, а немцами в 1916 году, была короткой, но предельно напряженной, она изобиловала блистательными успехами и черными провалами. Честно сказать, последних было больше. Германские теоретики с самого начала поставили на тренировку элитных, заранее отобранных частей, в Антанте же формально возобладала концепция «готовим всех!». Тем не менее, несмотря на все усилия и средства, готовить всех — не получалось. Воспитание инициативного, умелого, вооруженного до зубов пехотинца готового и способного пройти к цели по локоть в крови и по колено в гильзах обходилось слишком дорого. Поэтому и в армиях Антанты при формальном равенстве всех очень быстро выделились свои отдельные штурмовые отряды. В войсках Британской империи самыми опытными и стойкими в ближнем бою среди белых считались австралийцы, затем канадцы, но валлиец Дрегер с этим был категорически не согласен.

Взвод Уильяма относился к ударной группе батальона, в чью задачу входил прорыв и закрепление на передовых рубежах. Уже за его парнями пойдут «чистильщики» и «блокирующие», окончательно захватывающие позиции и превращающие их в свои собственные. Взвод состоял из тридцати шести человек, делясь на три группы — атакующая, группа огневой поддержки и резерв. Эти три «кулака» действовали в неразрывной связи, по принципу «камень-ножницы-бумага», прокладывая себе путь при помощи пулеметов Льюиса, огнемета, гранат и винтовочного огня. Если взвод сталкивался с задачей, которая была ему не по зубам, на помощь тут же приходило батальонное тяжелое вооружение — пулеметная рота с Виккерсами, мортиры Стокса и легкие французские 37-миллиметровки на треногах. На этот раз, учитывая серьезность задачи, взводу обещали даже танковую поддержку и собственного бронекорректировщика.

Парадоксально, но при грамотных и умелых действиях стремительно рвущиеся вперед штурмовики, действующие по немецкому девизу «у нас нет флангов!», зачастую несли потери значительно меньшие, чем обычная пехота, прижатая к земле пулеметами, засыпаемая градом снарядов и мин. Всего одна решительная рота могла взять позицию, перед которой полег бы полнокровный полк. С другой стороны, и штурмовой взвод мог быть буквально в считанные секунды умерщвлен удачным залпом или расторопным пулеметчиком. Поэтому союзники учились тщательно разведывать местность, маневрировать, быть сильными, но не упрямыми, выбирая мертвые зоны, просачиваясь один за другим сквозь вражескую оборону, как капли воды через гранитную скалу. Даже сверхтяжелая гаубица не смогла бы разом накрыть взвод в боевом порядке.

Дрегер имел полное право считать себя опытным командиром. Он прошел хорошую школу горного дела, которое само по себе приучает думать и действовать быстро, но осторожно. Затем его грамотно и качественно учили уже в армии, да и сама война — лучший на свете учитель. И все же, каждый раз перед боем лейтенант отчетливо понимал, что он не только боится, но и напрочь забыл все наставления, даже собственный опыт начисто вылетал из головы, полностью вытесненный животным страхом боли, страданий и смерти.