1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе
Шрифт:
Легенда легенде рознь… Рассказанные выше рождались и курсировали в особой лагерной среде, вызывая у одних зеков зависть и восхищение, у других – злобу и ненависть. И речь в них шла о лицах, арестованных органами НКВД, осужденных советским правосудием к высшей мере наказания или же к длительному лишению свободы. Словом, разговор шел о своем брате-арестанте, подследственном, то есть о з/к. Вместе с тем существовала легенда и несколько другого плана – о попытке ареста С.М. Буденного. Эта «байка» родилась и тиражировалась в совершенно ином общественном слое – в кругу высшего армейского света, в среде жен московской военной элиты. О ней поведала Лариса Васильева в своей книге «Кремлевские жены».
Теперь известно, что и над головой Буденного в 1937–1938 годах сгущались темные тучи, несмотря на многолетнюю симпатию к нему со стороны Сталина. Ареста в те годы ему можно было ожидать (и он
Итак, что же случилось с Буденным? Легенда гласит, что когда сотрудники НКВД прибыли на подмосковную дачу его арестовывать, Семен Михайлович, заметив непрошеных гостей, огнем из пулемета, установленного в окне дачи, не допустил их в дом, заставив сначала залечь, а затем и отступить. Воспользовавшись наступившей паузой, Буденный бросился к телефону и позвонил Сталину. У них якобы состоялся такой разговор:
– Иосиф Виссарионович! Контрреволюция! Меня брать пришли! Живым не сдамся!
Сталин в ответ расхохотался и приказал Ежову (или Берия):
– Оставьте этого дурака в покое, он не опасен [257] .
Вот такую историю рассказывали где шепотом, а где и громко в околокремлевских кругах в конце 30 х и в 40 х годов. Конечно, ничего подобного на самом деле не было и в помине, однако кому-то показалось выгодным представить маршала, случайно оставшегося в живых после кровавых событий 1937–1938 годов, таким вот недотепой, полуграмотным недоумком, совершенно не соответствующим его высокому воинскому званию. Известно, что часть подобных пасквилей исходила от родственников осужденных военачальников, которым было горестно и обидно носить позорное клеймо членов семьи изменника Родины, в то время как другой такой же военачальник был жив и невредим, получая все блага от государства. Видимо, присутствовала здесь и прямая зависть: «Почему он на свободе, а мой (муж, отец, брат) в тюрьме (лагере)?» Хотя, как мы уже показывали, шансы попасть в тюрьму в качестве участника военного заговора у Буденного были точно такие же, как и у других военачальников Красной Армии.
257
Лариса Васильева. Кремлевские жены. М.: Вагриус, 1992. С. 258.
Заговорщики в Кремле
В длинном ряду политических процессов в СССР двадцатых и тридцатых годов «кремлевское дело» занимает достаточно скромное место. Оно далеко не чета таким нашумевшим на весь Союз, как «Шахтинское» или дело Промпартии, не говоря уже о получивших широкий резонанс в мире – «Объединенном троцкистско-зиновьевском центре» (1936 г.), «Параллельном антисоветском троцкистском центре» (1937 г.) и «Правотроцкистском блоке» (1938 г.). Даже по «калибру» должностей обвиняемых это дело разительно отличается от всех предыдущих и последующих – там слишком много рядовых сотрудников типа телефонистки, уборщицы, швейцара, библиотекаря и совсем мало видных деятелей партии, правительства и государства. И тем не менее оно занимает свое прочное место в обойме политического насилия в стране в эпоху безудержного насаждения культа личности Сталина, являясь дополнительным свидетельством разгула репрессий со стороны ВКП(б) и подвластных ей карательных органов (ОГПУ, НКВД).
Так называемое «кремлевское дело» возникло в начале 1935 года как прямое продолжение сталинской политики репрессий после убийства С.М. Кирова. Поводом же для его возникновения послужило «разоблачение» якобы существовавшего в Кремле заговора ряда служащих и работников его комендатуры, которые, по данным НКВД, готовили покушение на Сталина.
В этой связи на июльском (1935 г.) пленуме ЦК ВКП(б) был заслушан доклад секретаря ЦК Н.И. Ежова «О служебном аппарате Секретариата ЦИК Союза ССР и товарище А. Енукидзе». Ежов, куратор правоохранительных органов, сообщил ошеломленным членам Центрального Комитета партии о раскрытии заговора сотрудников кремлевских учреждений. Он безапелляционно заявил, что из-за халатного отношения к работе секретаря ЦИК СССР Авеля Енукидзе, в ведении которого находился аппарат Кремля, на его территории была создана целая сеть террористических групп. Ежов (а он, разумеется, пел с голоса Сталина) обвинил Енукидзе в «преступном попустительстве» заговорщикам, а также в политическом и бытовом разложении.
В качестве главного организатора, террористической сети
258
Валентин Ковалев. Два сталинских наркома. М.: «Прогресс», 1995. С. 144.
В ходе расследования состав группы обвиняемых быстро расширяется. В сетях НКВД оказываются родственники, друзья, знакомые арестованных и даже совершенно случайные лица, имевшие несчастье когда-то встретиться с ними. Сотни человек прошли через камеры предварительного заключения, из них 110 остались там в качестве, обвиняемых. В их число в первую очередь были включены военнослужащие – работники комендатуры Кремля и сотрудники Разведуправления РККА, а также слушатели военных академий. Затем шли конструкторы закрытых НИИ, редакторы периодических изданий и сотрудники правительственной библиотеки. Наряду с ними участниками заговора объявлялись также многочисленные сотрудники обслуживающего персонала Московского Кремля – кладовщики и снабженцы, телефонистки и плотники, закройщики и швейцары.
Каких-либо существенных фактов о наличии такой «преступной сети» на территории Кремля и причастности к ее существованию А.С. Енукидзе, Л.Б. Каменева и других лидеров оппозиции, кроме нескольких противоречивых и бездоказательных выдержек из показаний арестованных по этому делу лиц, на пленуме ЦК приведено не было. Однако, несмотря на явную абсурдность обвинений, пленум постановил вывести А.С. Енукидзе из состава ЦК ВКП(б) с исключением его из рядов партии [259] .
259
Известия ЦК КПСС. 1989. № 7. С. 86.
Авель Енукидзе, член партии с 1898 года, еще совсем недавно связанный личными дружескими отношениями со Сталиным, был одним из весьма немногих в высшем эшелоне власти, кто в те времена осмеливался, пользуясь своим служебным положением, оказывать протекцию лицам непролетарского происхождения. С его ведома и согласия в некоторых кремлевских учреждениях работали специалисты, в том числе и несколько женщин, являвшиеся выходцами из дворян. Обвинение его в бытовом разложении подразумевало ни много ни мало, как повышенное внимание к молоденьким артисткам балета. И обвинять в этом закоренелого холостяка Енукидзе было по крайней мере ханжеством и лицемерием.
На. освободившуюся после Авеля Енукидзе должность вскоре был избран Иван Акулоа, работавший до того Прокурором СССР. Последнюю же занял человек, известный в советской юстиции, – Андрей Вышинский, которому суждено войти в историю как талантливому пособнику фальсификаторов следственных материалов и организаторов показательных процессов второй половины 30 х годов. Его имя еще не раз прозвучит по ходу нашего повествования и каждый раз в негативном плане.
Как отмечалось, в состав названной выше контрреволюционной террористической организации входили и несколько работников комендатуры Московского Кремля. В их числе секретарь для поручений А.И. Синелобов, два дежурных помощника коменданта, а также комендант Большого Кремлевского дворца и начальник административно-хозяйственного отдела. В частности, Синелобов якобы должен был обеспечить оружием Н.А. Розенфельд (бывшую жену брата Л.Б. Каменева, старшего библиотекаря кремлевской библиотеки) для совершения теракта. Он же, Синелобов, намечался как один из исполнителей убийства Сталина. Военная коллегия Верховного суда СССР 27 июля 1935 года из 110 человек обвиняемых к смертной казни приговорила только двух человек – А.И. Синелобова и М.К. Чернявского, бывшего начальника одного из отделений Разведуправления РККА. Остальные получили различные сроки лишения свободы – от двух до десяти лет. Несколько человек были направлены в ссылку [260] .
260
Там же. С. 90.