1937. Правосудие Сталина. Обжалованию не подлежит!

Бобров Владимир Л.

Таким образом, поиски союзников со стороны правых на местах послужили до известной степени новой базой для поисков верхушечных контактов и соглашений.

При этих соглашениях, связях и контактах на местах тогда почти выявлялась та тенденция, что зиновьевцы, **и** в особенности троцкисты, ориентировались на террор и видели в нем альфу и омегу тактики, тогда как участники правой контрреволюционной организации, признавая террор как метод борьбы с партией, центр тяжести все же видели в массовых действиях, /крестьянские восстания/, в серьезных политических выступлениях. Идея же государственного переворота на первых порах не имела массового распространения по причинам понятного свойства и обсуждалась в центре организации и в близких к нему кругах.

Эта связь контрреволюционных группировок

на местах послужила добавочным стимулом очень сильного свойства и для верхушечного соглашения. Оно, это соглашение, произошло не в виде какого-либо единого и однократного формального акта, а в виде ряда контактных разговоров между представителями различных контрреволюционных группировок.

Я разговаривал с ПЯТАКОВЫМ. ТОМСКИЙ и РЫКОВ с СОКОЛЬНИКОВЫМ и КАМЕНЕВЫМ. С ПЯТАКОВЫМ у меня происходил разговор в НКТП /примерно летом 1932 г./. Он начался обменом мнений по поводу общего положения в стране. ПЯТАКОВ сообщил мне о своей встрече в Берлине с СЕДОВЫМ о том, что ТРОЦКИЙ настаивает на переход к террористическим методам борьбы против сталинского руководства и о необходимости консолидации всех антисоветских сил в борьбе за свержение «сталинской бюрократии». Я говорил ПЯТАКОВУ, что консолидация вещь хорошая, но нужна общая основа для такого об'единения. ПЯТАКОВ **напирал** на террор, я весьма скептически относился к этому методу борьбы, считая его специфическим порождением троцкистского бешенства и озлобленности при малом политическом разуме. Но в общем и целом мы сошлись на необходимости координации действий, полагая, что разногласия так или иначе изживутся в ходе совместной борьбы и при сближении «старых кадров».

ТОМСКИЙ и РЫКОВ договоривались [364] с КАМЕНЕВЫМ и СОКОЛЬНИКОВЫМ, не помню уже в какой комбинации и кто именно с кем: мне запомнились лишь эти имена. Помню, что ТОМСКИЙ особенно энергично защищал идею блока, гораздо решительнее высказывался за необходимость свержения советской власти и доказывал необходимость того блока, между прочим, и тем, что для совершения государственного переворота нужна концентрация всех серьезных сил. При этом указывал снова и на роль ЕНУКИДЗЕ и ЯГОДЫ, о чем говорил и РЫКОВ.

364

Так в тексте.

Речь шла таким образом о свержении правительства и создании своего правительства, состав которого тогда ближайше не намечался.

Итак, к концу 1932 года сложился блок между контрреволюционными организациями правых, зиновьевцев и троцкистов в обшем на основе т. н. рютинской платформы, со всеми ее установками, идущими по линии террора, восстания, государственного переворота.

Среди участников контрреволюционной организации правых были к тому времени /1932 год/ террористические настроения: они прорывались и в «школке» /КУЗЬМИН, САПОЖНИКОВ/, и у группы МАТВЕЕВА /углановцы/, и у сторонников РЫКОВА /РАДИН, НЕСТЕРОВ/ и среди профсоюзников /КОЗЕЛЕВ/; эти настроения получили свое оформление на основе т. н. рютинской платформы; нельзя, мне кажется, представить себе организацию правых, как террористическую в собственном смысле слова, ибо не здесь лежал центр тяжести контрреволюционной тактики правых; но внутри организации росли террористические группы, которые заложили твердую базу в основных установках «рютинской платформы», санкционированной правым центром.

К этому периоду времени надо отнести и создание **другой** Группы заговорщиков в Красной Армии. Мне об этом известно из двух источников: от ТОМСКОГО и ЕНУКИДЗЕ, которые говорили мне, что в Красной Армии в верхушке командного состава, произошло об'единение тропкистско-зиновьевских элементов с правыми. Из лиц, которые были ими названы помню ТУХАЧЕВСКОГО. КОРКА. ПРИМАКОВА и ПУТНА.

Связь руководства военной организации с нашим **центром** осуществлялась через ЕНУКИДЗЕ.

Из важнейших фактов контрреволюционной и заговорщической деятельности к концу 1932 года — началу 1933 года следует остановиться на создании общего центра, куда входили правые ТОМСКИЙ и РЫКОВ, зиновьевцы —

КАМЕНЕВ. СОКОЛЬНИКОВ, троцкисты — ПЯТАКОВ, военные — ТУХАЧЕВСКИЙ. КОРК и ЯГОДА. Об образовании такого центра мне сообщил в свое время ТОМСКИЙ, который был ближайшим образом связан с ЕНУКИДЗЕ и лучше меня ориентировался в соответствующих кругах.

Я с большим внутренним скрипом согласился на то, чтобы правые послали туда своих представителей. Не помню конкретно той обстановки, в которой происходило соответствующее решение центра правых и не могу сказать, собирался ли когда-либо этот объединенный центр: члены этого центра говорили друг с другом порознь и связь между ними была спорадической. Центр этот ставил своей задачей об'единение всех антисоветских сил в стране для свержения правительства. В этих целях была создана группа ЕНУКИДЗЕ в Кремле, военная организация с участием троцкистов и правых.

Перед 17 партийным с'ездом в центре правых стоял, по инициативе ТОМСКОГО, вопрос о возможности ареста Сталина и приурочения государственного переворота к этому моменту. Я решительно возражал против этого. Вопрос **не был** вынесен на обсуждение общего центра и, как мне говорил ТОМСКИЙ, против этого возражали троцкисты и зиновьевцы. Здесь необходимо остановиться на связях с меньшевиками и эсерами. Прежде всего, нужно отметить, что у РЫКОВА были стародавние связи с меньшевиками через НИКОЛАЕВСКОГО видного русского меньшевика, родной брат которого — В. НИКОЛАЕВСКИЙ, женат на сестре А.И. Рыкова. РЫКОВ поддерживал через НИКОЛАЕВСКОГО связь с заграничными меньшевиками и держал их в курсе советских дел вообще и контрреволюционной деятельности организации правых — в частности и в особенности. В свою последнюю поездку заграницу (весна 1936 года) мне удалось встретиться и долгое время быть с НИКОЛАЕВСКИМ, с которым я и В.В. АДОРАТСКИЙ (на службе у последнего по делам ин-та М [аркса-] Э[нгельса] НИКОЛАЕВСКИЙ состоял) ездили из Парижа в Голландию и Данию, при чем, в Коопенгагене все мы жили в одной гостинице. Здесь я, по указанию Рыкова, до связи его с НИКОЛАЕВСКИМ, рассказал последнему о «рютинской» платформе и о блоке с троцкистами и зиновьевцами, при чем обнаружилось, что НИКОЛАЕВСКИЙ об этом уже знал, и что меньшевики согласны быть в контакте на данной основе с об'единенными контрреволюционными группировками.

Много ранее, до лета 1932 г. я пытался установить через СЕМЕНОВА, эсера, с которым у меня сложились хорошие отношения, контакт с эсерами в СССР. При этом мы — правые исходили из того, что в случае кулацких движений необходимо использовать несомненно имеющиеся эсеровские связи в этой среде, что блок с эсерами допустим так же, как он был допустим в свое время, когда партия входила на базе крестьянского вопроса в блок с левыми эсерами.

Поэтому СЕМЕНОВУ были даны мною указания об установлении контакта с крупными эсерами и эсеровскими группами на местах.

Нужно также заметить, что связи с эсерами были у Фомы СМИРНОВА, который имел их, эти связи, — среди работников НКЗема.

Наконец, я должен показать, что в мае 1934 г. ко мне заходил С.Б. ЧЛЕНОВ, которого я знал еще по очень стародавним временам (1905–1906—1907 г.г.), а затем по работе в Свердловском университете, где он читал лекции. Последнее время я его встречал редко, т. к. он к тому же почти все время работал заграницей. В конце разговора я сказал ему об об'единении антисоветских сил, а затем стал спрашивать его — не приходится ли ему заграницей сталкиваться с лидерами партий, меньшевиками и эсерами, и не может ли он прощупать их настроения на предмет установления контакта с их организациями.

ЧЛЕНОВ обещал проделать эту работу. Но в следующий приезд он только глухо успел сказать, что эсеры требуют каких-то формальностей, но в принципе не возражают против контакта.

После убийства С.М. Кирова, в связи с тем, что ЦК обратил серьезное внимание на работу НКВД, создалась опасность всеобщего разгрома всех контрреволюционных организаций. Однако ЯГОДА все-же удалось направить удар только на троцкистов и зиновьевцев (хотя и не до конца), прикрыв организации правых. Провал ЕНУКИДЗЕ (1935 г.) перенес роль последнего по подготовке переворота в Кремле на самого ЯГОДУ, в руках которого очутилась непосредственная охрана Кремля.