1937. Русские на Луне
Шрифт:
Увидев Шешеля, Спасаломская преобразилась. Сквозь белый налет проступил легкий румянец. Вряд ли от стыда. С несколько секунд она взирала на Шешеля. Все это время выражение на ее лице менялось. Раздражение ушло сразу же.
— Я вас знаю, — сказала она.
На конце этой фразы знак вопроса не стоял, если бы актриса, к примеру, намекала на то, что Томчин должен представить их друг другу. Но тот эти формальности все же исполнил.
— Елена Александровна Спасаломская. Александр Иванович Шешель.
— Да, Шешель, припоминаю, — проговорила актриса, наморщив лоб, посмотрела на Томчина, —
— Да.
— Тогда я соглашусь, — сказал Спасаломская загадочную фразу, кивнув на прощание Шешелю и Томчину, и вышла, на этот раз дверью не хлопнув.
— Все режиссеры от нее стонут. Только Кизяков с ней может как-то справиться, да я, но лишь на съемочной площадке. В обычной жизни — не приведи господь с ней ссориться. Ничего. Покричит, покричит и успокоится. Знает ведь, что Кизяков — хороший режиссер, не гений, но хороший, — сказал Томчин, когда шаги актрисы затихли и она уже не могла расслышать того, что говорилось в кабинете.
Шешелю до сей поры отводилась роль шкафа или тумбочки, выставленной в витрине, посмотреть на которую пришел придирчивый покупатель. Наконец он обрел дар речи. Сказать-то что-то он мог и прежде, потому что присутствие Спасаломской вовсе не повергло его в немоту, как случалось это с некоторыми из ее поклонников, которые, завидев актрису, забывали все слова и лишь протягивали дрожащими руками ей ее же собственные фотографии, при этом забывая, что у нее может и не оказаться ничего, чем она смогла бы поставить автограф. В сумочке она ничего такого не носила. Там все вакантные места отводились косметическому набору, зеркальцу и прочим необходимым в повседневной жизни предметам. Вот если оставить помаду на фотокарточке с отпечатком губ. Что бы случилось с тем счастливчиком, кто бы стал обладателем такого дара? Не иначе тут же сердце его такой радости не выдержало. Нет, так с поклонниками поступать нельзя, жалеть их надо.
Шешель, побоявшись выглядеть бестактным, не стал вторгаться в диалог Томчина и Спасаломской. Ему было даже забавно наблюдать за ними, и он был бы рад, если бы актриса подольше его не замечала и продолжала говорить. У нее приятный голос, а лицо… Но что это? Первые симптомы болезни?
— Вы, конечно, устали ждать разъяснений. Объяснить трудно, но и вместе с тем очень легко. Мне не хочется разочаровывать вас. Я не хочу, чтобы вы ушли. Итак. Вы видели декорации, что изображают лунную поверхность. Я говорил вам о том, что это будет фильм, основанный на последних и самых прогрессивных научных исследованиях, чтобы зрителю казалось — все, что он видит, действительно происходит, будто это не вымысел, а реальность, и фильм — не игровой, а документальный, и, естественно, я не стану уродовать фильм теми вольностями, которые позволял себе за неимением хорошей научной базы Жорж Мельес. Ха. Кто же поверит ему, что на Луне живут существа, которые превращаются в дым, если по ним хорошенько стукнуть. Вы это его творение не видели?
— Не припомню.
— Картина старая. Ей уже, — Томчин стал подсчитывать в голове, — двенадцать лет. Устарела она. Итак, в работах Циолковского говорится, что, скорее всего, покорителей внеземного пространства будут отбирать среди авиаторов, поскольку они лучше всего подготовлены
Шешель кивнул.
— Вот. Я, чтобы фильм получился еще более достоверным, хочу выбрать актера на главную роль среди настоящих авиаторов. Вам я хочу эту роль предложить.
— Хм, — только и смог сказать Шешель, — но для этого хоть какими-то артистическими способностями обладать надо, — нашелся он, чем продолжить так неудачно начатую фразу, — видит бог — я не наделен ими. Да и желания делать актерскую карьеру не испытываю никакого.
— О, знали бы вы, сколько человек заложило бы душу, чтобы на вашем месте оказаться.
— Так в чем же проблема? Если от желающих отбоя нет, то вероятно, что среди них окажется авиатор. Вы такой возможности не исключаете? Нет? Хорошо. К тому же многие части расформировали за ненадобностью. Большинство авиаторов осталось не у дел.
— Ну а вы-то? Вы? Вы ведь тоже, как я понял, остались не удел?
— Я? Может быть. Но я повторяю, — он хотел вновь сказать, что не стремится к актерской карьере, но вдруг подумал о совсем другом, — кто будет играть главную женскую роль? Ведь такая предусмотрена?
— Конечно. Как же иначе. Главную женскую роль в этом фильме, — торжественно начал Томчин, — я хочу предложить Елене Александровне Спасаломской. А ваше имя я даже менять не хочу. Пусть космонавтом, который полетит на Луну, будет Александр Шешель. Первый человек на Луне — российский космонавт Александр Шешель. Звучит?
— Не знаю.
Шешель встал, пошел уж было к выходу, но вспомнил о том захолустье, где оказался. Поймать здесь извозчика будет сложно. А потом, он так и не поселился ни в какой гостинице. Без помощи Томчина ему никак не обойтись. Как ни крути.
— Я не смогу предложить вам большой гонорар за эту роль. Может, потом, когда фильм окупаться начнет. Но работа над этим фильмом вам на всю жизнь запомнится. Как я уже говорил, главную женскую роль согласилась сыграть Спасаломская, — это был главный козырь Томчина. Увидев, что актриса произвела на Шешеля должное впечатление, появившись не просто вовремя, а очень вовремя, словно мысли его прочитала, Томчин понял, что ее участие — главный аргумент, с помощью которого он может заполучить к себе в фильм и Шешеля, — не сочтите за труд, прочтите, пожалуйста, сценарий, а потом скажите свое окончательное решение. Но прошу вас — не отказывайтесь сразу.
Он выдвинул ящик стола, достал из него толстую картонную папку, завязанную веревочками на узелок в форме бабочки.
Томчин лишь мимолетно посмотрел в глаза Шешелю, чтобы понять, проглотил ли тот наживку. Теперь главное не спугнуть его слишком настойчивыми просьбами. Надо немного подождать — тогда он точно с крючка не сорвется.
Может, ему встречу со Спасаломской организовать? Та, кажется, тоже пилотом заинтересовалась. Ладно, сами разберутся. Не стоит ускорять развитие событий. Ведь, кажется, все складывается очень удачно.