1938: Москва

Богданов Сергей

Когда он обувался и поладнее пристраивал шлемофон, подошел старший техник.

— Ваша машина готова к вылету. Японец будет готов минут через пять

— Хорошо

Серебров и Курода, оба одетые в летную форму, встали на линии, разделяющей их участки ангара.

— Очень жаль, что вы не самурай, Гиниро-сан. Я смотрел, как вы спали. Так безмятежно может спать только искренний человек. Возможно, в следующей жизни, вы переродитесь воином Нихон.

Подковырнул-таки, сукин сын. Вы, дескать, хороший человек, просто я выше сортом.

— Благодарю вас, Курода-сан,

но со своей стороны отмечу, что вижу в вас редкую целеустремленность и готовность сражаться. От всей души желаю вам победы в нашем дружеском поединке.

Тут японец отмочил редкую штуку: он позволил себе улыбнуться и сказал:

— В конечном счете, победу определит наше с вами мастерство и вечно ничья удача, Гиниро-сан.

Серебров не ответил ничего, только поклонился. Настоящий японец ничего бы не стал говорить — и Курода поклонился в ответ.

1938 М-4

Они забрались в свои самолеты, махнули техникам и завели двигатели.

Башня разрешила взлет, автожир с наблюдателями подключился к общей частоте, он был уже над Филями.

Курода и Серебров оторвались от широкой полосы Ходынки одновременно.

— А-18-3, А-18-4, следуйте на запад, в район полигона «Мневники», — оператор на башне говорил по-французски со страшным «нижегородским» акцентом, — позывные контроля «Союз-3», на общей частоте.

Разворачиваясь на запад, прошли ангары Ходынки, примыкающие к ним огромные цеха Летно-Исследовательского Института. Под левым крылом виднелась курчавая зелень Пресненского Парка. Справа делал очередной величавый разворот «коробочки» четырехдвигательный транспортный АНТ в цветах Чехословакии.

Серебров ориентировался по блестящей на солнце двойной нитке Белорусско-Балтийской железной дороги. Над цехами «Юнкерса» в Филях уже крутился автожир, выпуская оранжевый дым. Японец как приклеенный следовал рядом.

— Вижу вас, «Союз-3» — подал голос Курода.

На почтительном расстоянии вокруг Мневников крутились неизбежные зеваки: несколько мотопланеров и серебристых прогулочных самолетов, плюс пара легких гидросамолетов. Несомненно, их привел сюда оранжевый дым и зеваки надеялись на интересное зрелище воздушных учений.

— А-18 оба, готовы?

— Готовы, «Союз-3»

— Занимайте коридор 1500 метров, доложите о готовности

Серебров и Курода немного разошлись и начали параллельными курсами набирать положенную высоту. Наемник специально шел положе, держась немного ниже, чтобы лучше рассмотреть поведение «райдэна». При наборе высоты у него подрабатывает предкрылки. Автоматика, ну-ну…

— В коридоре… В коридоре

— Я «Союз-3», расходитесь… Время схватки 10 минут, победа — на хвосте у противника 10 секунд.

Самолеты, один правым, другой — левым виражом, отвернули друг от друга и начали удаляться. В зеркальце Серебров заметил, что у японца изменился цвет выхлопа. Разгоняется, управление режимами двигателя там полностью ручное или с возможностью перехода в ручной режим. В бою потеря внимания на пяток кнопок и рычагов может стоить головы.

Потянувшись через ручку газа,

он выставил ограничитель автоматического режима нагнетателя — все-таки не корову проигрывать, двигатель надо бы пощадить.

Внизу, в петле сияющей зайчиками Москва-реки, виднелись несколько белых прогулочных катеров и крестики приземлившихся гидропланов. На «Юнкерсе» сияли алюминием выстроенные вдоль единственной прямой ВПП еще неокрашенные самолеты.

— «Союз-3», начинаю запись, включаю красный дым, приготовьтесь к началу тренировки. Три… два… один… сходитесь!

Небо опрокинулось набок, потом выровнялось. Серебров, чувствуя дрожь двигателя, почти до самой предохранительной чеки сдвинул ручку газа вперед. Жаль, лобовая запрещена — более дальнобойные и отличающиеся лучшей баллистикой пулеметы в реальном бою могли решить судьбу схватки еще в первые же секунды. Отлично видимый на фоне неба японец, полого набирал высоту, сближаясь с противником.

«Кто выше тот и прав, да…»

1700 лошадиных сил, вибрируя, тянули самолет ввысь. Курода, забравшись на горку, выровнялся и начал скользить вбок, явно намереваясь развернуться, поднырнуть и зайти в хвост. Дождавшись, пока по его расчетам, его самолет будет закрыт крыльями «райдэна», Серебров бросил машину скольжением направо и вниз, чтобы самому, набрав на пикировании скорость обкрутить японца и выйти поручику в хвост.

Вышло примерно так, как и ожидалось: японец потерял наемника из виду и сейчас «вилял хвостом» — недостаток машин с частым переплетом, ограничивающим обзор. Американский опыт изготовления выпуклых фонарей из одного куска плекса японцы еще не переняли. Серебров отлично видел над собой, как поручик качает крыльями, пытаясь найти противника.

Теоретически в реальном бою уже можно дернуть ручку на себя и, проходя прицелом по вражескому самолету, нашпиговать его свинцом. Но у тренировочной дуэли свои правила. Ага, заметил, начал крениться влево.

— Вы могли бы стрелять, Гиниро-сан… — с сожалением прокомментировал Курода.

Да, неприятно, когда тебя держат за гостя и демонстрируют свои возможности.

— Не стал рисковать штрафными очками— вы слишком хорошо маневрируете, Курода-сан, а я не в хвосте у вас. И секунду бы не набрал.

Японец без лишней лихости положил свою машину в глубокий вираж, теряя скорость, крутнул размазанную бочку, так что с крыльев рванулись белые струи. Этак он вокруг фабричной трубы обернется.

Неожиданно. Видимо такая прыть и есть работа дополнительной механизации. Роли резко поменялись — Курода накатывался на хвост Сереброву.

Ручку до упора на себя, педаль до отказа, ручку так же до отказа вперед и в нейтраль, полный газ. Протестующе заскрипев, с хлопанием сорванного потока, самолет встал на дыбы и, перекрутившись через крыло, развернулся. Замигали сразу две лампочки, загудел тревожный сигнал — срыв потока сразу на крыле и на винтах. Желудок бросило к горлу, летчика мотнуло в кабине как тряпичного паяца. Самолет мягко ухнул вниз, ревя «разгруженными» винтами. Сбросить газ. Почувствовав, как элероны снова ухватились за поток — снова газ.