1941 22 июня (Первое издаение)
Шрифт:
Впоследствии этот самооправдательный абзац сталинскими угодниками и подхалимами был превращен в «гениальное сталинское учение о ПОСТОЯННО ДЕЙСТВУЮЩИХ ФАКТОРАХ, решающих судьбы войны», что на долгие годы парализовало всякую здоровую попытку осмыслить происшедшее в начале войны.
Однако, сам Сталин, видимо, продолжал чувствовать шаткость и неубедительность своих объяснений. Поэтому в докладе о 27-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции он снова возвращается к этому вопросу и выдвигает совершенно новую версию: «Нельзя также считать случайностью такой неприятный факт, как потеря Украины, Белоруссии, Прибалтики в первый же год войны, когда
Вот ведь как! ЗАКОНОМЕРНОСТЬ!!!
Уж теперь не вздумайте винить своих РУКОВОДИТЕЛЕЙ! Они абсолютно не причем. Если агрессор вознамерился напасть, то можете даже и не трепыхаться – вначале он вас поколотит обязательно – и лишь потом в дело вступят постоянно действующие факторы, которые и решат судьбу войны. И ничего против такого хода событий не поделаешь: это ведь «историческая закономерность». А кто с этим не согласен, кто не хочет считаться с историческими закономерностями, тот – не марксист. Ну, а с ними – у нас разговор короткий и определенный.
Интересно, не из этой ли, с позволения сказать, «концепции» исходят почтенные критики, проявившие столь большое пристрастие к «закономерностям» и столь сильную неприязнь к рассмотрению событий под углом деятельности исторических личностей? Во всяком случае, для них, как для ярых защитников и пропагандистов всех «гениальных сталинских учений» такое поведение вполне оправдано.
Да, прав, трижды прав был покойный президент США Кеннеди, когда заявил, что у победы много родственников, поражение же – всегда сирота круглая. Наши поражения 1941 года тоже не избежали сиротства. Все, кто имел тогда отношение к руководству войной, – родственники одной лишь победы. Ну, а поскольку поражение совсем не может быть без родных, то эта малопочтенная роль великодушно предоставляется объективным причинам и закономерностям.
Думается, однако, что такой номер не сможет долго удержаться на исторических подмостках. Даже Сталину не удалось полностью уклониться от личного признания своего родства с поражениями начального периода Великой Отечественной войны. На приеме в Кремле в. честь командующих войсками Красной Армии 24 мая 1945 года он вынужден был, хотя и в присущей ему демагогически-лицемерной форме, все же признаться: «У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941-42 годах, когда наша армия отступала. Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь… Но русский народ не пошел на это.. Спасибо ему, русскому народу, за это доверие!»
Забудем на минуту, что в то время, когда в Кремле, по предложению Сталина, пили за здоровье РУССКОГО НАРОДА, по его же приказу ЛУЧШИХ СЫНОВ ЭТОГО НАРОДА, телами своими затормозивших бег фашистской военной машины в 1941-42 гг., десятками и сотнями тысяч ГНАЛИ В СТАЛИНСКИЕ ЛАГЕРЯ. Помолчим сейчас об этом. Обратим внимание лишь на признание Сталиным того, что в начале войны у ПРАВИТЕЛЬСТВА ИМЕЛИСЬ ОШИБКИ, за которые ему следовало указать на дверь.
Каковы эти ошибки, в чем их суть, – Сталин не сказал. Больше того, он попытался еще раз усилить «теоретическую базу» под своим оправданием. В ответе на письмо полковника Разина, он, привлекши себе на помощь древних парфян и Кутузова, попытался
Только XX съезд КПСС, а затем ЦК КПСС в постановлении 30 июня 1956 года, указали на Сталина, как на главного виновника ошибок и просчетов, поставивших наше государство на грань катастрофы и приведших наши войска к потрясающим потерям первых месяцев войны. Полного раскрытия сталинских ошибок и просчетов в указанных материалах не дано. И это естественно. Такую задачу могут и обязаны решить лишь ученые – историки-марксисты, руководствуясь партийными решениями.
Этого, однако, не произошло. То ли в силу укоренившейся привычки ждать специальных «разжеванных» указаний, как понимать и как толковать то и иное событие, то ли по каким иным причинам, но исследований такого характера в открытой печати не появилось. Работа Некрича, в сущности, единственная, где сделана попытка возможно полнее выяснить суть ошибок и просчетов при подготовке страны к обороне.
К сожалению, именно эта самая первая попытка встретила столь необъективный прием на страницах редактируемого Вами журнала. Чтобы подойти вплотную к причинам этого, продолжим изложение фактов и событий, предшествовавших войне. И прежде всего, давайте вспомним, какой была конкретно обороноспособность нашей страны к моменту нападения на нее фашистских орд.
Известно, что обороноспособность страны определяется силой общественного и государственного строя, могуществом экономики данного государства и его вооруженных сил.
За годы первых пятилеток наша страна создала мощную разветвленную промышленность, в том числе – оборонную индустрию, способную полностью удовлетворить потребности в современном вооружении, боеприпасах и боевой технике. В сельском хозяйстве господствующим стал общественный сектор, опиравшийся на мощную машинную базу.
Красная Армии, по свидетельству иностранных военных специалистов, была в смысле технического оснащения, самой передовой армией в мире. Не уступала она в этом отношении и фашистскому вермахту.
И количественный и качественный анализ соотношения сил сторон убедительнейшим образом свидетельствует, что ни о каких материальных преимуществах противника не может даже идти речь. Сил у нас было вполне достаточно не только для того, чтобы остановить врага, но и для полного его разгрома в первый же год войны. Легенда о подавляющем техническом превосходстве противника, которую создал Сталин для самооправдания, и, которую до сих пор культивируют некоторые горе-историки, не выдерживает проверки цифрами и качественными характеристиками боевой техники.
Нельзя не напомнить здесь также и о том, что невероятным напряжением всех народных сил, из года в год сжимая ради этого во всех остальных статьях государственный бюджет, – мы за десятилетие в 30-х годах создали вдоль всей нашей старой западной границы – от Балтики до Черноморского побережья – сплошную полосу долговременных укреплений, превосходившую по своей мощности во много раз так называемую «линию Маннергейма» – ту самую линию, на прорыв которой советские войска затратили почти полгода и заплатили за это сотнями тысяч жизней.