1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных
Шрифт:
«Когда немцы закончили взлетную полосу, они позволили ей зарасти травой, и даже пасли на ней скот. Она и на аэродром не походила, посмотришь — пастбище и пастбище. Тем более что вся была покрыта белым клевером. Стенами для ангаров служили стволы деревьев, сверху покрытые зеленой маскировочной сетью. Когда листва увяла, ее заменили на свежую».
В одной только Восточной Польше было построено 100 основных аэродромов и 50 полевых. Шчепаник и его приятель Доминик Струг прекрасно догадывались, к чему вся эта подготовка. «Все кругом знали и понимали, — в один голос заявили оба поляка, — что речь идет о войне с Россией».
К началу июня месяца артиллерийская батарея обер-лейтенанта Зигфрида Кнаппе была переброшена в Восточную Пруссию. На учениях в районе Просткена, вблизи границы с СССР, Кнаппе вместе с другими командирами батарей был вызван на совещание, где обсуждались вопросы «выбора наиболее удобных артиллерийских позиций с учетом обстрела территории СССР». Командир дивизиона предупредил их об «особой осторожности»
Под покровом темноты на исходные рубежи выдвигались и танки. Передовые части 1-й танковой дивизии покинули места постоянной дислокации в Цинтене под Кенигсбергом 17 июня. Командиры получили приказ передвигаться только в темное время суток. Переодетые в гражданскую одежду и высланные вперед офицеры разведывательных подразделений проводили рекогносцировку участков германо-советской границы на ее литовском участке. Как только дивизия в полном составе выдвинулась в район сосредоточения, всякое передвижение бронетехники было воспрещено. Рядовой Альбрехт Линзен, подразделение которого размещалось в замаскированном палаточном лагере близ Владовой [2] на высоком западном берегу Буга, вспоминал, что «любые передвижения и занятия вне стен бараков должны были осуществляться с соблюдением мер маскировки». Размеренно, но без особого энтузиазма выполнялись обязанности, «но напряжение с каждым днем росло». Все до единого чувствовали приближение грозных событий, но ни характера их, ни конкретного содержания предугадать никто не мог. Еще один пехотинец, Герхард Гёртц, рассуждал:
2
Возможно, речь идет о польском городе Влодава. (Прим. ред.)
«К 20 июня мы поняли, что война с Россией весьма вероятна. Это чувствовалось буквально во всем. Запрещалось раскладывать костры, разгуливать с фонарями и вообще шуметь. Единственное, в чем не сомневался никто, — в том, что нам вскоре предстояла очередная кампания!»
Нежные послания из дома — еще лучшее свидетельство непонимания происходящего. Вот письмо одной любящей супруги своему мужу по имени Хайнц:
«Ты что, на больших маневрах? Бедненький. Ладно, будем надеяться, все сложится так, что, наконец, настанет долгожданный мир, и мы с тобой будем мужем и женой, а еще лучше папочкой и мамочкой».
В полдень 21 июня ефрейтор Эрих Куби, связист, записывает в своем дневнике: «Я на дежурстве, ничего интересного». А в его недельной давности газете «Ди Франкфуртер цайтунг», тоже новостей негусто. Куби предполагал, что должно произойти, но не находил подтверждений своим догадкам. Любопытно лишь, что в тот же полдень капеллан стал отправлять службу.
За одиннадцать месяцев до описываемых событий генерал Франц Гальдер, начальник Генерального штаба Вооруженных сил Германии, бегло изложил содержание совещания высшего генералитета вермахта, прошедшего в ставке фюрера Бергхоф. Вторжение на Британские острова маловероятно. «Сама по себе война выиграна», — писал Гальдер. И у Британии нет возможности каким-то образом изменить сложившуюся ситуацию. «Надежда Англии — Россия и Америка. Если рухнут надежды на Россию, Америка тоже отпадет от Англии, так как разгром России будет иметь следствием невероятное усиление Японии в Восточной Азии». И в заключение Гальдер нацарапал на листке бумаги: «Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия.
Вывод: В соответствии с этим рассуждением Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года».
На заседании Имперской кинопалаты. Штурмбаннфюрер СС Фриц Гипплер — постановщик пропагандистского фильма «Вечный Жид»
Решение Гитлера напасть на Россию диктовалось не только, и даже не столько, стремлением исключить из войны Британию. Главенствующими в этом случае были идеологические соображения. Их будущий фюрер довольно путано и напыщенно
Имперский министр народного просвещения и пропаганды, рейхсляйтер, гауляйтер Берлина, доктор философии Пауль Йозеф Геббельс поздравляет с днем рождения рейхсмаршала, главнокомандующего люфтваффе, имперского уполномоченного по выполнению 4-хлетнего плана, постоянного заместителя фюрера в совете обороны рейха, главного имперского лесничего Гepмaнa Вильгельма Геринга
К 1941 году подавляющее большинство населения Германии, в особенности офицерство, безоговорочно принимало эту теорию. Сохранились заметки Гальдера о более чем двухчасовом совещании высших офицеров и генералов у Гитлера, где обсуждались вопросы «колониальной политики», связанные со скорым захватом восточных территорий. России грозила участь оказаться расчлененной: север отходил Финляндии, республики Прибалтики планировалось превратить в протектораты, та же перспектива предусматривалась для Украины и Белоруссии. Гальдер писал:
«Столкновение двух идеологий. Мы должны позабыть о духе товарищества и солдатской солидарности. Коммунист никогда не был и никогда не станет нашим товарищем. Речь идет о войне на уничтожение. Если мы не будем так смотреть, то, хотя мы и разобьем врага, через тридцать лет снова возникнет коммунистическая опасность. Мы ведем войну не для того, чтобы законсервировать своего противника».
Далее мы читаем написанные рукой Гальдера директивы, воплощение жестокости. «Эта война будет резко отличаться от войны на Западе». Война с Россией будет включать в себя «устранение большевистских комиссаров и коммунистической интеллигенции».
Принципы, которыми предстояло руководствоваться штабным офицерам, вскоре нашли отражение в директивах верховного командования. «Командиры, — писал Гальдер, — должны пожертвовать многим, чтобы преодолеть свои колебания». Впредь именно так многие и поступали.
Два месяца спустя генерал-фельдмаршал фон Браухич, в то время Верховный главнокомандующий силами вермахта, издал серию директив, определявших свободу действий командиров в будущей войне. Приказ «Обращение с гражданским населением на оперативных участках в ходе осуществления плана «Барбаросса», подписанный фон Браухичем в мае месяце 1941 года, был снабжен грифом секретности, доступ к документу имел лишь офицерский состав. В основном в этой директиве речь шла об акциях «умиротворения» на занятых территориях, дабы воспрепятствовать всякого рода сопротивлению против представителей оккупационного режима. «Всякое сопротивление, — предписывал фон Браухич, — должно пресекаться решительно, жестко, всеми имеющимися средствами». Войскам «предоставлялось право и вменялось в обязанность ликвидировать саботажников», как «в бою, так и при их отступлении». В случаях проявления акций саботажа предписывалось принимать меры коллективного воздействия по отношению к жителям населенного пункта, в котором такие акции имели место. Позорный «приказ о комиссарах» от 6 июня 1941 г. был снабжен введением, где говорилось о том, что «в войне против большевизма принципы Женевской конвенции неприменимы». Таким образом, коммунисты, по мнению немецкого командования, не являлись военнопленными в общепринятом смысле, «следовательно, их надлежит расстреливать на месте». Определять комиссаров следовало по нарукавной нашивке красного цвета «с красной звездой и с серпом и молотом».
Верховное главнокомандование вермахта (ОКВ) и Верховное главнокомандование сухопутных войск (ОКХ) издавали директивы, освобождавшие офицеров и солдат вермахта от ответственности за несоблюдение международных норм. И эти распоряжения, следует отметить, исходили от армейских штабов, а не эсэсовских функционеров. Представители высшего генералитета — Эрих фон Манштейн, Вальтер фон Рейхенау и Эрих Гёпнер — издавали свои, параллельные директивы. Гёпнер напоминал своим подчиненным из 4-й танковой группы о том, что «это извечная битва германских народов со славянскими, имеющая целью защиту европейской культуры от нашествия московитов и азиатов и еврейского большевизма». И в предстоящей великой битве не должно быть никакого сострадания: