1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных

Кершоу Роберт

Черный казарменный юмор нередко становился единственным средством против эмоционального давления. Рядовой Ганс-Карл Кубяк описывает помолвку своего товарища, обер-ефрейтора Герхарда Шольца, который вдруг обнаружил во время отпуска, что его жена «не желает исполнять супружеских обязанностей». Его сотоварищи не без злорадства указали ему, в полном соответствии с пропагандистскими установками, что, дескать, ему в первую очередь следует печься не о жене, а о том, как защищать ее и фатерланд от большевиков.

Тревога за тех, кто оставался в тылу, не давала покоя в связи с усиливающимися воздушными налетами союзной авиации на города рейха. Одна берлинская домохозяйка, Ингеборг Тафель, писала мужу 15 сентября:

«С тех пор, как ты уехал, четыре раза объявляли воздушную тревогу. И сегодня томми обязательно прилетят — небо ясное».

Три

недели спустя она рассказывает мужу, как подействовала на нее гибель ее младшего брата.

«Сегодня наконец пришло письмо от Герхарда. Он был так поражен известием о гибели своего младшего брата, что рыдал, как ребенок. Пишет, что заполз в свою палатку, вокруг свистят осколки и пули, а ему хоть бы что. Он умоляет мать беречь себя, потому что она — единственная, ради кого ему стоит жить. Дорогой, пусть у тебя все будет хорошо, и ты вернешься к нам здоровым».

Газеты пестрели крестами — извещениями о гибели на фронтах, «…пал смертью храбрых за Родину и Фюрера…» В рейхе скорбели. В отчетах СС постоянно присутствуют ссылки на знаменитую речь Гитлера в берлинском «Шпортпаласте», где он клятвенно заверяет собравшихся, а заодно и весь рейх в том, что война завершится в 1940/41 году. Тем временем успела миновать уже вторая годовщина начала войны (1 сентября 1941 г.), а конца ей не видно.

Умонастроения в рейхе характеризовались тем, что «население постепенно смирялось с мыслью о том, что война на Востоке не закончится в скором времени, на что можно было рассчитывать в свете успехов предыдущих кампаний». И письма изобилуют самыми различными слухами и догадками на тему потерь войск. В одном из отчетов СС говорится: «Извещения о гибели, публикуемые в газетах, и в особенности, если среди погибших встречаются хорошо известные в рейхе личности, служат лишь подтверждением огромных потерь на Восточном фронте». Дивизия СС «Лейбштандарт «Адольф Гитлер», если верить официальным данным, «имеет потери до 60 % личного состава». Другой отчет сообщает, что только в одном маленьком городе, где проживали всего 3000 жителей, 23 семьи получили извещения о гибели. Еще одна выдержка из секретного отчета СС: «Население убеждено, что сопротивление Советов не ослабевает, что враг располагает невиданными резервами живой силы и техники».

Жизнь в рейхе менялась. Почтальон, еще совсем недавно человек скромной и полезной профессии, становился вестником беды.

«Столько было этих ужасных писем с фронта, этих извещений о гибели кого-нибудь из знакомых, что почтальоны стали ассоциироваться у людей с письмами с траурной окантовкой. А пропаганда неустанно твердила о том, что немецкой женщине, дескать, надлежит «скорбеть в полном достоинства безмолвии». Но многие не безмолвствовали, а, напротив, выкрикивали такое, о чем полагалось немедленно сообщать в гестапо».

Война подобно вампиру высасывала все живое из населения. «Три молодых женщины ходили в трауре той осенью 1941 года, — рассказывает фрау Грац. — А ведь я у всех у них побывала на свадьбе».

18 сентября в печати было опубликовано извещение о гибели кавалера Рыцарского креста генерал-полковника фон Шоберта, командующего 11-й армией, погибшего незадолго до этого, когда его «Физелер Шторьх» совершил вынужденную посадку на минном поле. И тут же пошли пересуды. «Если уж генералы гибнут, командующие армиями, то что говорить о простых солдатах и офицерах?» — резонно вопрошали немцы. Циркулировавшие в рейхе в августе-сентябре слухи чуть поутихли после официального опубликования 22 сентября данных о потерях на Восточном фронте: 86 000 убитыми, 22 000 пропавшими без вести. Понятным образом, цифры были слегка округлены (истинное число составило 87 489 и 19 588 соответственно). Догадки же говорили о 200 тысячах (оптимисты) и миллионе (пессимисты). Опубликованные цифры, которым верили мало, вновь повергли страну в уныние. Пропаганда была тут как тут — «это цена, которую мы вынуждены заплатить в кровавой битве с мировым большевизмом». Примечательно то, что власти рейха так и не удосужились представить цифры раненых. А их было, между прочим, 302 821. Излишне напоминать, что потери Советов явно завышались — 1,8 млн пленных и 3–4 млн убитых.

Потери унесли лучшую часть войск Восточного фронта. Даже в СС, где боевой дух был традиционно выше, чем в вермахте, и там потери заронили зерна сомнения. Командир 4-го пехотного полка СС «Дер фюрер» писал:

«Кампания на Востоке начиналась весьма сурово. Мы были твердо убеждены

в необходимости этой великой битвы, мы все верили нашим вождям, в нашу мощь, мы не сомневались в том, что выйдем из этой схватки победителями. Однако, невзирая на наше доверие, на нашу веру в себя и свои силы, червь сомнения заполз в наши души, когда мы — ударный кулак блицкрига — глубже и глубже продвигались в необозримые просторы России. Мы не разделяли неоправданный оптимизм многих, кто надеялся отпраздновать Рождество 1941 года дома. Красная Армия оставалась для нас тайной за семью печатями, ее приходилось принимать всерьез и ни в коем случае не недооценивать. Наши цели все дальше и дальше отступали в неизвестность».

Гибнущая армия

Боевую мощь армии можно сокрушить тремя способами: одолеть ее стратегически, уничтожить физически и сломить ее боевой дух. Стратегическая победа означает использование более совершенной стратегии и тактики. Успех блицкрига зависел от гибкости решений, принимаемых командным составом, зачастую прямо во время боя. Но к началу операции «Тайфун» трети офицеров и унтер-офицеров, начинавших кампанию, уже не было в строю. С точки зрения чисто арифметической потеря эта была вполне восполнима, но вот с точки зрения качественной их заменить оказалось просто невозможно — во-первых, на подготовку офицера вермахта уходило до полутора лет, во-вторых, боевой опыт приобретается только в боях. Таким образом, у неприятеля появилось больше возможностей одержать победу в «войне умов».

Физическое уничтожение армии противника предполагает разгром его войск, нанесение огромных, невосполнимых потерь в живой силе и технике. Что касается потерь живой силы, войска вермахта на Восточном фронте получили сокрушительный, хотя и не смертельный удар — свыше одного миллиона погибших, что в три раза превысило совокупные потери предыдущих кампаний.

Третьим и самым главным способом является подрыв боевого духа армии противника. Потери офицерского состава, унтер-офицеров неизбежно затронули не только область профессионализма командиров, но и еще одну важнейшую составляющую. Пехотинец, фронтовой солдат сражается, исполняя приказы командира. А командир пал в бою. Его потеря неизбежно парализует волю к победе. И даже такие, столь близкие, казалось бы, цели, какой была осенью 1941 года Москва, и те вдруг начинают казаться недостижимыми. Постоянное напряжение, порождаемые им отупение и апатия, усугублявшиеся отвратительным войсковым снабжением и истеричными посланиями из дома, тревога, что оставшиеся в тылу близкие окажутся под английскими и американскими бомбами — все это сокрушало и без того понизившийся к осени боевой дух немецких войск. Понятие «долга» в известной степени деградировало до степени беспрекословного исполнения преступных приказов, «узаконивавших» бесчинства в отношении местного населения. Весьма примечателен сам по себе факт, что официальная история 9-го Потсдамско-Берлинского пехотного полка озаглавлена «Между долгом и совестью». Это еще одно неоспоримое свидетельство упадка боевого духа, его вырождения в заурядное насилие.

Войска вермахта истекали кровью. Все три составляющих боевой мощи оказались под угрозой. Единственное, что подталкивало немецкие войска вперед, так это уверенность в том, что русским приходится еще хуже. Все чувствовали, что победа приблизится, стоит немцам лишь встать у ворот Москвы. Подобного удара русским никак не вынести, они наверняка бросятся в ноги с предложениями о заключении мира. Нет, нет, о поражении немцы всерьез не задумывались, какие могут быть поражения после стольких побед! Впрочем, победы победами, но и таких потерь, как в России, они еще не видели. Здесь приходилось побеждать и платить за победы собственными жизнями.

Глава 13

Последняя победа

«Тут со всем надо кончать до зимы. То есть к концу месяца можно ждать завершения [кампании]».

Двойное кольцо окружения… Вязьма и Брянск

Когда гауптман артиллерии Георг Рихтер с обрывистого берега Десны наблюдал за позициями русских, он чувствовал, как солнце греет ему спину. 1 октября выдалось теплым. Его часть, 74-й артиллерийский полк, была придана 2-й Венской танковой дивизии, входившей в состав 4-й танковой группы генерал-полковника Гёпнера. Перед гауптманом расстилалась неподвижная водная гладь. На противоположном берегу виднелись 8 русских дотов. И немцы, и русские временами лениво постреливали.