1941, Великая Отечественная катастрофа: Итоги дискуссии

Коллектив авторов

Сталин, поразмышляв на досуге, вывел «историческую закономерность» о неготовности в принципе «миролюбивых наций» к войне: «...заинтересованные в новой войне агрессивные нации, как нации, готовящиеся к войне в течение длительного срока и накапливающие для этого силы, бывают обычно — и должны быть — более

подготовленными к войне, чем нации миролюбивые, не заинтересованные в новой войне».

Виктор Суворов, основываясь на выводе, что кремлевские миротворцы сами готовили грандиозное вторжение в Европу, образно поставил двух противников в положение дуэлянтов, стреляющихся через платок, когда однозначно побеждает сделавший первый выстрел.

Еще одна причина: Сталина об опасности предупреждали буквально все — от глав правительств

до перебежчиков, а он не внял, Сталин поверил Гитлеру (в другом варианте: боялся до судорог) и старался его не провоцировать. Гитлер таки спровоцировался, а Вождь всех народов то ли по недомыслию, то ли от страха не привел войска в боевую готовность. И вот, утверждает маршал А.М. Василевский: «В результате несвоевременного приведения в боевую готовность Вооруженные Силы СССР вступили в схватку с агрессором в значительно менее выгодных условиях и были вынуждены с боями отходить в глубь страны». Хотя здесь, по авторитетному мнению бывшего начальника Генерального штаба, есть одна тонкость: «...преждевременная боевая готовность Вооруженных Сил может нанести не меньше вреда, чем запоздание с ней».

Маршал элементарно подменил понятия. Степени боевой готовности, устанавливаемой для отдельных соединений, — это одно, а боевая готовность Вооруженных Сил — совершенно другое.

Боевая готовность — состояние, определяющее степень подготовленности войск к выполнению возложенных на них боевых задач. Боевая готовность предполагает определенную укомплектованность соединений, частей, кораблей и подразделений личным составом, вооружением и боевой техникой; наличие необходимых запасов материальных средств; содержание в исправном и готовом к применению состоянии оружия и боевой техники; высокую боевую и политическую подготовку войск, прежде всего полевую, морскую и воздушную выучку личного состава; боевую слаженность соединений, частей, подразделений; необходимую подготовку командных кадров и штабов; твердую дисциплину и организованность личного состава войск и флота, а также бдительное несение боевого дежурства. Степень боевой готовности войск в мирное время должна обеспечивать их своевременное развертывание и вступление в войну, успешное отражение внезапного нападения противника и нанесение по нему мощных ударов.

Что из вышеперечисленного может быть «преждевременным»?

Каждый новый учебный год в Советской Армии начинался с приказа министра обороны, призывающего крепить и повышать боевую готовность. Теоретически — это основное занятие всех военнослужащих в мирное время.

Даже если армия состоит из десяти солдат и одного офицера, оснащенных ружьями без патронов, они должны быть готовы к бою, максимально используя имеющиеся возможности для нанесения ущерба противнику: изучать диверсионную тактику, штыковой и рукопашный бой, действия ночью, непрестанно «совершенствовать нолевую выучку», читать уставы и нести караульную службу, шагать строем и браво орать песни. В общем, они должны быть боеспособ-.ны, то есть готовы к выполнению боевых задач. Именно боеспособность «является определяющим элементом боевой готовности войск и важнейшим условием достижения победы».

Кому нужна трехмиллионная армия, если в критический для страны момент она «перевооружается» или «осваивает технику» в надежде, что политическое руководство как-нибудь «оттянет» войну до того момента, когда генералы будут к ней готовы. Преждевременной боеготовности вооруженных сил не бывает, как не бывает осетрины второй свежести. А если армия небоеспособна — солдатам винтовку 8 руки не дают, чтобы не поранились, а офицер не умеет читать карту «не в курсе, чем занимаются его бойцы и сколько их в подразделении должно быть, — никакими директивами, ни преждевременными, ни запоздалыми, в боевую готовность ее не приведешь.

Отсюда возникает вопрос, который советские историки не смели даже сформулировать:

насколько эффективна была «самая передовая в мире» социалистическая система хозяйствования? Уж так ли мудра и непогрешима была родная Коммунистическая партия, организатор и вдохновитель всех наших побед, и ее генеральный секретарь, так любивший работать с кадрами? Насколько была боеспособна «непобедимая и легендарная» Красная Армия накануне войны? Насколько крепка была броня, каков был в действительности порядок, ну хотя бы в танковых войсках?

Даже при беглом обзоре поражает колоссальное несоответствие между затраченными в 30-е годы на «укрепление обороноспособности» усилиями, материальными средствами, принесенными на марксистско-ленинский алтарь жертвами, горами произведенного оружия и техники и мизерностью достигнутых результатов.

Когда после двухлетней взаимовыгодной дружбы гитлеровская Германия «вероломно» напала на СССР, Вермахт располагал 5262 танками собственного производства и примерно 2000 трофейных французских машин. Для реализации плана «Барбаросса» было выделено чуть более 3800 танков.

«Тяжелых» Рг IV немцы смогли отрядить 439 штук, средних Рг III — 965 единиц, все остальное — легкие и очень легкие машины, в том числе 410 пулеметных Рг I, прозванных в войсках «спортивным автомобилем Круппа». Из общего числа предназначенных для действий на Востоке «панцеров» 354 танка до сентября 1941 года находились в Германии, в резерве Верховного Главнокомандования. Кроме того, в составе дивизионов и рот сопровождения имелось 246 штурмовых орудий 51иС III, около 140 противотанковых самоходок РгЛа§ I и пара десятков самодвижущихся 150-мм орудий. Подсчитывать боевые машины союзников Германии пока не стоит, поскольку ни один из них на нас 22 июня не напал, ни внезапно, ни вероломно, а кое-кто и не собирался, пока И.В. Сталин превентивными бомбардировками не «убедил» их присоединиться к Адольфу Гитлеру.

Миролюбивая Страна Советов на 22 июня 1941 года имела 25 500 танков, в том числе 1861 единицу не имевших себе равных по тактико-техническим характеристикам КВ и «тридцатьчетверок» с противоснарядным бронированием, 481 «устаревший», но все равно превосходивший любую вражескую технику, надежный и хорошо отработанный средний танк Т-28, почти 13 000 легких, но все-таки вооруженных 45-мм пушкой Т-26, БТ-7 и БТ-7М, а также 3258 пушечных бронеавтомобилей. Причем 15 687 танков (и среди них 1600 Т-34 и КВ) находились непосредственно в западных приграничных округах. Пусть из них около 2500 единиц проходили по 3-й и 4-й категории, то есть требовали среднего и капитального ремонта. Все равно советское численное превосходство на Западе получается четырехкратным. Еще была у нас такая замечательная машина, сконструированная Н.А. Астровым на базе танка Т-38, — легкий, быстроходный, маневренный, бронированный и вооруженный пулеметом артиллерийский тягач «Комсомолец» Т-20. Он предназначался для буксировки противотанковых и полковых пушек, но мог использоваться и использовался в качестве пулеметной танкетки. У немцев он вообще числился «танком». Таких тягачей, мало в чем уступавших «Панцеру-Ь>, было изготовлено 7780.

(Самое интересное заключается в том, что на вопрос, сколько же танков было в Красной Армии, точного ответа нет. Исследователи приводят разные данные, ссылаясь на самые точные архивные документы, но расходятся друг с другом не на десятки, а на тысячи боевых машин. Например:

— статистическое исследование Генштаба России в графе «Состояло на вооружении» на 22.06.1941 года дает цифру 22 600 танков (на основе анализа архивных материалов и расчетов по ним);

— почти столько же танков — 22 531 — имелось согласно «Справке об основных показателях мобилизационного плана 1941 г. и обеспеченности по нему Красной Армии», вот только «наличие» показано по состоянию на 1 января 1941 года(ОХДМ ГШ, ф. 16, оп. 2154);