1941: Время кровавых псов
Шрифт:
На полочке под зеркалом была круглая картонная коробка с надписью «Зубной порошок», зубная щетка в граненом стакане, мыло в мыльнице и помазок для бритья.
Нужна бритва.
Севка подошел к двери, открыл.
Лейтенант, стоявший в коридоре возле окна, оглянулся.
– Мне бы побриться, – сказал Севка. – Бритву какую-нибудь.
– Хорошо. – Лейтенант подошел к ванной, жестом предложил Севке войти и вошел следом.
Подвинул ногой табурет. Достал из кармана галифе бритву.
– Я
Лезвие блестело очень зловеще. Севка внутренне содрогался всякий раз, когда оно прикасалось к его щекам, подбородку, горлу. Но рука у лейтенанта была легкая, чувствовалась практика, так что все обошлось без порезов и травм.
– Извините, денег нет, – не удержался Севка, когда стер с лица остатки мыла полотенцем. – И на чай дать не могу…
Лейтенант ударил. Севка задохнулся и стал падать на колени, но лейтенант подхватил его, удержал, пока тот не смог снова дышать.
– Спасибо, – сказал лейтенант. – Я работаю бесплатно.
– По… пожалуйста… – смог выдавить Севка. – За мной не заржавеет…
– Очень может быть, – недобро улыбнулся лейтенант. – А пока – пошли.
Стол был накрыт на застекленной веранде, окно было распахнуто, сквозь него тянуло свежим лесным воздухом. А за окном была ночь, сообразил Севка. А ведь он был уверен, что должно быть утро. Он ведь следил за часами, чтобы не потерять чувство времени.
Оказывается, и тут его купили.
– Присаживайтесь. – Комиссар сел к столу и указал на стул напротив себя. – Без изысков, извините.
– Спасибо. – Севка решил быть вежливым.
Наверное, это реакция лейтенанта в ванной настроила его на конструктивный лад. А еще – смерть массажиста.
Зачем демонстрировать свою злость? Лучше затаиться и выждать. А потом нанести удар.
На столе был чай, бутерброды с колбасой и сыром, варенье в хрустальной розетке и баранки в плетенной из соломы вазе.
– Итак, – сказал комиссар, разлив чай в чашки. – Вы с самого начала решили играть, чтобы добраться до Фридриха Генриховича?
– До массажиста?
– Массажиста? – улыбнулся комиссар. – Можно и так сказать. Так все-таки сразу решили?
Севка бросил себе в чашку три кусочка сахара, помешал ложкой и удивился, что они не сразу распались.
– А у нас есть быстрорастворимый сахар, – сказал Севка. – Пару раз ложкой крутанул – и готово.
– Меня устраивает и такой. – Комиссар подвинул к себе варенье, переложил ложечкой немного себе на блюдце. – Но вы не ответили на мой вопрос.
Севка задумался на секунду и решил не врать. Незачем.
– Накануне. Я решил накануне. Понял, что не могу больше терпеть…
– И решили убить? – внимательно смотрел комиссар в лицо Севки, не
– Решил в морду дать, – ответил Севка. – Просто дать в морду, чтобы он больше не лыбился, сука…
– У вас странная лексика, Всеволод Александрович, – как бы между прочим заметил комиссар. – Смесь обычной, высокой, уголовной и непонятной. И вы сознательно вставляете в свою речь «как бы» и «типа»?
– Я сейчас такого не говорил…
– Во время наших бесед, – пояснил комиссар. – В подвале. Вы говорили быстро, не успевали обдумать, значит, использовали наиболее привычные и часто употребляемые слова. Так что «типа» и «как бы»…
– У нас это распространенные паразиты речи.
– Понятно. А имхо, простите, это с какого языка?
– Это аббревиатура с английского, кажется. Что-то вроде «по моему мнению». Это в Сети… – Севка кашлянул неуверенно.
О Сети и компьютерах он уже говорил, даже упомянул о том, что кибернетику объявят лженаукой, но в подробности не вдавался.
– Очень интересно. – Комиссар отпил из чашки. – Я проверил некоторые из ваших сообщений, Всеволод Александрович. И, если честно, поставлен в тупик. Некто Королев, как оказалось, действительно существует и действительно работает в области ракетной техники. Но на нем, как мы понимаем с вами, не написано, что он будущий генеральный конструктор. К Сталинграду немцы не рвутся, что касается генерала Власова…
– Он предатель, сволочь. – Севка даже выронил от волнения чайную ложку. – Его потом повесили…
– Повесили?
– Или расстреляли, – упавшим голосом сказал Севка, наклонился под стол, поднял ложечку и осторожно, чтобы не стукнуть, положил на стол.
– Понимаете, Всеволод… Я уверен, что вы искренне верите в то, что рассказали в подвале… И об Андрее Андреевиче Власове тоже. Но, согласитесь, странно подозревать командарма тридцать седьмой армии, которая сейчас защищает Киев… и неплохо защищает, в предательстве. Да, когда Власов командовал четвертым мехкорпусом в районе Львова – ему не повезло. А кому повезло подо Львовом? Но сейчас он крепко лупит немцев, стоит, так сказать, насмерть.
– Но он точно…
– Когда? Когда именно он перейдет к немцам? Под Киевом? Позже? Что мне прикажете делать в этой ситуации? Я не исключаю, что он и сам еще не подозревает о своем будущем предательстве… Вот вы, Всеволод, сидите напротив меня, искренне уверены в том, что не можете совершить, скажем, подлость. Или предательство. А через месяц окажетесь в положении, когда нужно будет выбирать между жизнью и… – комиссар задумался на секунду, подбирая слова, – и гибкостью нравственности. И вы не сможете сейчас гарантировать, что выберете то или другое…