1945. Берлинская «пляска смерти». Страшная правда о битве за Берлин
Шрифт:
Мы доходим до темного провала под улицей — это линия наземки, соединяющая Витцлебен и Сименсштадт. На мосту сооружена баррикада из нагроможденных друг на друга машин. Протискиваемся между простреленных автомобилей и выходим к станции метро Кайзердамм, последней перед Адольф-Гитлер-платц. На станции мы интересуемся, не подошла ли сюда наша вторая группа. Нам отвечают, что нет. Мы садимся на платформу, не выпуская из рук винтовок, готовые в любую минуту открыть огонь, и ждем. Из темноты туннеля доносятся звуки шагов. Берлинцы, которые расположились здесь на ночь на ящиках и стульях, зажгли несколько свечек. Свечи отбрасывают тусклый свет, и на кафельных стенах станции, подобно призракам, пляшут
Поворачиваю голову и прислушиваюсь. До меня доносятся шаги кованых сапог — примерно так же, как громыхание рельсов, когда к платформе приближается поезд. Затем из темноты появляется первая человеческая фигура и вскарабкивается на платформу. Постепенно за ним подтягиваются и остальные, и мы еще какое-то время ждем. Ночь уже почти позади, еще одна бессонная ночь. Сколько их было таких, начиная с тех пор, как начались бомбежки? Тело уже успело привыкнуть к ним — так же, как оно привыкло почти обходиться без пищи.
Мы вновь отправляемся в путь. Наши товарищи из «подземной» группы вновь спрыгивают на рельсы и один за другим исчезают в туннеле. Некоторые из нас, кто до этого предпочел остаться на поверхности, присоединяются к ним.
Стало заметно светлей. Ночь близится к концу, но как медленно! На небе еще кое-где слабо мерцают звезды, словно провозвестники нового дня, низко бегут облака. Мы продолжаем двигаться мимо зданий, почти уверенные в том, что последняя станция метро не станет для нас препятствием. Я едва ли не сплю на ходу. Наш отряд теперь совсем малочисленный, человек пятьдесят, не больше, потому что остальные предпочли идти подземным маршрутом.
Кое-где на улице виднеются остовы сожженных зданий. Налево от нас высится задние Дома Радио [124] . Правда, отсюда, где мы сейчас находимся, радиовышка на территории выставочного комплекса нам не видна. Неожиданно перед нами открывается площадь Адольф-Гитлер-платц, бывшая Рейхсканцлер-платц.
Вторая часть нашего отряда нас опередила и уже дожидается нас на станции метро. Вместе мы продолжаем идти вдоль ветки метро. Теперь нам можно не опасаться, что нас остановят. Рядом со станцией метро «Ной-Вестенд» виднеется еще одна баррикада, из-за которой на нас с удивлением выглядывают немецкие солдаты.
124
Дом Радио, в котором располагалась берлинская радиостанция.
Мы наконец доходим до станции наземки, спускаемся с насыпи и идем вдоль нее по направлению к мосту через Шпандауэр-шоссе, где вновь выходим на дорогу. Затем проходим мимо станции метро «Рулебен», напротив которой солдаты из казарм выставили часовых. Не доходя до ворот казарм, сворачиваем налево и идем мимо съемочных павильонов киностудии «Марс». Я останавливаюсь, когда мы подходим к бункеру-складу, и пропускаю остальных вперед. Вегнер, который сегодня стоит здесь на часах, засовывает мне в карманы банку тушенки и плитку шоколада. Затем я устало бреду в направлении здания, где располагается рота выздоравливающих, откуда ушел вчера днем. На небе гаснут последние звезды, и на востоке медленно занимается новый день.
Когда я докладываю о своем возвращении, мне велят идти в соседнюю комнату, в которой расположился командир нашего взвода, обер-фельдфебель Кайзер и его солдаты. Блачек как вестовой приписан к другому помещению. Я ищу взглядом свободное спальное место и буквально ползу к койке в углу. Снимаю
Глава XI
Снова в казармах
Воскресенье, 29 апреля 1945 года
(после полудня)
Просыпаюсь поздно. Уже давно светло. Лейтенант приказал освободить меня от караула, и поэтому мне удалось нормально выспаться. Мои новые товарищи, главным образом пожилые солдаты, имеющие многолетний опыт службы в рядах вермахта, лежат на койках или едят из котелков водянистый суп, который им выдали в полдень. Встаю, чувствуя во всех конечностях свинцовую усталость. Подхожу к Блачеку и прошу ложку супа. Это водянистая похлебка из капусты. Спрашиваю, какая обстановка на фронте. Блачек отвечает, что враг снова захватил Рейхсшпортфельд, но, очевидно, не проявил интереса к казармам или недостаточно силен и поэтому не желает в данный момент наступать. Вчера захватили несколько пленных, среди них даже был один комиссар. После допроса их всех расстреляли. Стоит ли тогда удивляться, что русские точно так же поступают с нашими пленными!
Позднее получаю приказ поступить в распоряжение обер-фельдфебеля Кайзера и вместе с его отделением обыскать лагерь иностранных рабочих, расположенный возле линии наземки. Нас двадцать человек, мы хорошо вооружены — как для настоящего боя. Когда спрашиваю соседа, зачем мы туда идем, то получаю ответ, что я скоро сам все узнаю.
Идем вдоль линии наземного метро, затем сворачиваем налево, прямо напротив киностудии, и проходим под мостом. Лагерь иностранных рабочих, который нам нужен, находится по ту сторону насыпи. Когда мы входим через ворота лагеря, несколько мужчин и женщин с испуганными лицами торопливо разбегаются по домикам. Получаем приказ окружить жилые помещения, а обер-фельдфебель отправляется в караулку, которую охранники устроили в здании кухни. Затем начинаем обыск домов. Очевидно, оружие и боеприпасы иностранного производства спрятаны там.
Каждому из нас достается по комнате. Когда я вхожу в свою, несколько женщин испуганно забиваются в угол и со страхом смотрят на меня. Без особого рвения обыскиваю постели и шкафчики, затем сажусь на стул. Женщины немного успокаиваются и осмеливаются выйти из угла.
— Оружия нет, оружия нет! — монотонно бормочут они. Из соседней комнаты доносится громкий женский голос, сопровождаемый ударами винтовочного приклада по полу. Девушка, немного говорящая по-немецки, неожиданно сообщает, что теперь будут убиты еще несколько человек, так же, как и вчера. Другие женщины, те, что постарше, начинают плакать. Шум за дверью становится еще громче. Здесь находятся главным образом иностранные рабочие из Бельгии, Голландии и Франции. Чтобы немного успокоить плачущую женщину, выполнявшую роль переводчицы, я спрашиваю ее о мужчинах. «Расстреляны, — коротко отвечает она. — Живы только те, что находятся в кухне. Все остальные расстреляны».
В соседней комнате неожиданно становится тихо. Голоса переместились куда-то во двор. Вздрагиваю от резкого выстрела. Женщины крестятся и снова начинают плакать. Одна из них бросается ко мне и начинает целовать руки. Потрясенный, я не знаю, как остановить ее, и резко отталкиваю. Женщина отпускает меня и тихонько пятится назад. Теперь женщины следят за каждым моим жестом, в их глазах читается страх. Когда они понимают, что я не причиню им никакого вреда, охватившее их напряжение немного спадает. Они по-прежнему плачут, но уже совсем тихо, почти беззвучно.