1945. Берлинская «пляска смерти». Страшная правда о битве за Берлин
Шрифт:
Возвращается унтер-офицер. Комендант деревни приказал, чтобы мы прибыли на позиции под покровом темноты. Мы снова отправляемся в путь. В полночь начинается наш марш на фронт.
Глава III
Рекрут на фронте
Воскресенье, 8 апреля 1945 года
Мы покидаем деревню и отправляемся на север. Кое-где за окнами мелькает свет — здесь размещены на постой солдаты. Изредка в окне показывается чье-то заспанное лицо, и проснувшийся усталым взглядом провожает нашу колонну.
Мои плечи оттягивает тяжелый ранец, холодный ветер неприятно сечет лицо. Дорога, ведущая к линии фронта, запружена гужевым транспортом. Из темноты появляются неосвещенные повозки и катят дальше, грохоча колесами. Возницы небрежно
Мы проходим мимо лугов, деревянных ограждений пастбищ, столь любимых коровами в дневное время. Сейчас это все освещено слабым лунным светом. Приближаемся к лесу. Становится еще темнее. Идущего впереди не видно, о его присутствии можно лишь догадываться.
27
Немецкий военный транспорт всю Вторую мировую войну в своей основе был гужевым. На этом этапе войны немцам уже не хватало горючего даже для танков.
Иногда плывущие по небу облака открывают луну, и на землю падает ее жидкий свет. Установленные на перекрестках дорожные указатели показывают расположение военных частей. Мы сходим с главной дороги и сворачиваем направо на узкую тропинку, петляющую по лесу. Наш сопровождающий унтер-офицер дает команду остановиться для отдыха.
Сбрасываю с плеч ранец и прислоняюсь спиной к стволу дерева. Примерно в двадцати километрах от нас видны взлетающие к небу языки пламени, освещающие линию фронта. Как только гаснет один далекий пожар, его сменяет новый. Изредка глухой винтовочный выстрел или пулеметная очередь нарушают ночную тишину. Пора двигаться дальше. Мы медленно двигаемся вперед, часто останавливаемся и ждем, когда к нам подтянется отставшая часть колонны. Справа видна водная гладь пруда, мерцающая в свете луны и звезд, прорывающемся из-за туч. Осталось идти уже совсем немного. Сильный ветер рвет облака в клочья, и окружающее пространство на какое-то мгновение освещается бледным лунным светом.
Неожиданно мы выходим на покрытую гудроном дорогу. Откуда-то из темноты перед нами возникает свет, позволяющий увидеть ворота. Мелькает огонек от фонарика часового. Мы добрались до места назначения — завода, на котором собирают «оружие фау» [28] .
Мы строем проходим мимо внушительных размеров мастерских, возникающих из темноты подобно жутким сказочным великанам. Перед одной из них мы останавливаемся. Здесь находится командный пункт командира нашего полка [29] . Сопровождающий нас унтер-офицер отправляется доложить о нашем прибытии и получить новый приказ. Я ложусь, откинувшись спиной на ранец, и смотрю на восток. До фронта всего каких-то десять километров. Далеко на юге и севере он уже прорван, и бои кипят в таких стратегически важных точках, как Кюстрин и Франкфурт [30] .
28
«Фау» (Vergeltungswaffen — оружие возмездия) представляло собой летающие бомбы и ракеты дальнего действия, которые, как предполагалось, должны были переломить ход войны в пользу Германии. Считается, что летающие бомбы в последний раз использовались под Штеттином против наступающих частей советского 2-го Белорусского фронта несколько дней спустя после описанных в книге событий.
29
Предположительно имеется в виду 1314-й гренадерский (учебно-полевой) полк. Вместо того чтобы отправиться в качестве подкрепления в основную часть, 309-ю (Берлинскую) пехотную дивизию, новобранцев послали в 156-ю учебно-полевую дивизию, которая 12 марта 1945 года начала формироваться из различных военных, таможенных, лесных, полицейских и пожарных частей и была придана 9-й армии, находившейся на Восточном фронте.
30
Эти
Возвращается унтер-офицер и при свете фонарика зачитывает наши имена. Два человека отсутствуют. Наконец мы гуськом следуем дальше, в мастерскую. Движемся в темноте на ощупь, проходим через несколько коридоров, позвякивая касками и котелками. Пропускаю поворот и, не попав на ступеньки, ведущие в какой-то подвал, налетаю на стену, впрочем, не очень больно. Чувствую, что ужасно устал. Откуда-то возникает слабый свет. Мы находимся в подвале. Унтер-офицер показывает нам наши спальные места в длинном коридоре, по обе стороны которого тянутся ряды нар. Все это почему-то напоминает конюшню. Спотыкаюсь о какие-то доски и бросаю ранец на солому. Рядом на пол кучей навалены ручные и винтовочные гранаты. Медленно стягиваю сапоги с гудящих от усталости, опухших и натертых ног. Сапоги мне жмут, хотя квартирмейстер уверял, что они будут мне впору.
Под лестницей обнаруживаю водопроводный кран. При свете фонарика смываю с себя дневную пыль. Вода очень холодная и на какой-то миг взбадривает меня. Уже час ночи. Мои товарищи укладываются спать или едят. Я тоже достаю еду и торопливо жую, чувствуя, что сильно проголодался. На нарах на противоположной стороне коридора лежат солдаты, вернувшиеся с линии фронта, та жалкая горстка, которой посчастливилось живыми вернуться сюда. Из восьмисот человек осталось всего семьдесят три. Они рады тому, что им посчастливилось уцелеть в боях.
В восемь утра нас будит унтер-офицер, по виду типичный тыловик. Оказалось, что так оно и есть. Солдаты постарше не обращают на него внимания, и поэтому он обрушивает свою неутоленную жажду власти на нас. Нам не разрешается отправиться на завтрак, сначала мы должны подмести пол стометрового коридора, заваленного соломой и песком. Каждый угол следует побрызгать водой. Вода попадает на нары, от нее намокает солома. Наконец нам приходится насухо вытереть пол тряпками. Тупоголовый пруссак заставляет меня заняться уголками, которые остались нечищеными.
Тайком выскальзываю наружу. Погода стоит прекрасная. Солнце прогревает холодный ночной воздух, и его сияние постепенно рассеивает утренний туман. Главная дорога проходит мимо мастерских. Мотоциклисты связи или порученцы на конях поднимают клубы пыли, которая медленно оседает на землю. Мимо проезжают обозы с продовольствием и боеприпасами.
В дверях появляется унтер-офицер, и поэтому я возвращаюсь обратно, после чего отправляюсь на полковую кухню с охапкой дров. Гейнц со Штрошном тоже находятся там. Затем мы сливаемся с окружающим ландшафтом и бродим по заброшенным цехам. Замаскированные входы уводят нас в подземные мастерские, открытые двери которых как будто приглашают нас познакомиться с их тайнами. Здесь больше не занимаются сборкой «оружия фау», потому что рабочих призвали в армию. Мы видим панцерфаусты, лежащие рядом с гладкими боками бомб. На верстаках, затянутых паутиной, лежит внушительный, толщиной в палец, слой пыли.
Мы возвращаемся в подвал, где мирно поглощаем завтрак. На соседних нарах солдаты готовятся к бессонным ночам, пытаясь забыть ужасные подробности боевых действий на передовой. Перед мастерской унтер-офицер демонстрирует свою власть над нашими товарищами, главным образом теми, кто значительно старше нас. Им приходится подметать огромными метлами главную дорогу. Это совершенно бессмысленное занятие, потому что каждое проезжающее транспортное средство поднимает клубы пыли, покрывая уже расчищенные участки дороги. Однако приказ есть приказ, каким бы глупым он ни был.
Солнце неторопливо поднимается на небосклоне. Скоро полдень. Как я уже сказал, сегодня воскресенье. Мы сидим на траве под деревьями на бугорке позади мастерских и предаемся своим мыслям. Появляется унтер-офицер и гонит нас работать.
Нам приходится грузить повозки, прибывающие с фронта за боеприпасами. Нагружаем панцерфаусты, с которыми, по словам Геббельса, способен справиться даже новорожденный ребенок. Лошади увозят свою тяжелую поклажу, и к нам без перерыва подкатывают все новые и новые повозки. Мы уже давно успели съесть походные пайки и с урчащими от голода желудками грузим на телеги ящики с продовольствием.