1953 год. Смертельные игры
Шрифт:
Цит. 8.11.
«Почти каждый день товарищ Сталин проявлял интерес к ходу расследования дела врачей и дела Абакумова, Шварцмана, разговаривая со мной по телефону и иногда вызывал меня к себе в кабинет. Товарищ Сталин, как правило, разговаривал в сильном раздражении, постоянно выражал неудовлетворенность ходом расследования. Он ругался, грозился и, как правило, требовал, чтобы заключенных избивали: "Бейте их, бейте их смертным боем"».
Аналогичные вещи утверждал Игнатьев относительно «мингрельского дела»... но я уже устала приводить эти примеры. Клонировали их явно с помощью штамповки.
А
Док. 8.7. Из обращения начальника ОГПУ Генриха Ягоды к чекистам. Август 1931 г.
«За последнее время ко мне через ЦКК, прокуратуру, а также и непосредственно поступил ряд заявлений и жалоб на действия отдельных наших сотрудников, допускающих якобы такие приемы в следствии, которые вынуждают обвиняемых давать ложные показания и оговаривать себя и других.
При расследовании оказалось, что подавляющая часть заявлений представляет собой гнусную ложь... НО НЕСКОЛЬКО ЗАЯВЛЕНИЙ ВСЕ ЖЕ ИМЕЛИ ПОД СОБОЙ ПОЧВУ...
Применением недопустимых в нашей работе приемов следствия наши работники не только позорят органы ОГПУ, но и по существу запутывают дело, давая тем самым возможность ускользнуть подлинному врагу.
Допустившие эти действия работники заслужили самого беспощадного и жестокого наказания...
...Никогда партия и рабочий класс нам не простят, если мы хоть в малейшей мере станем прибегать к приемам наших врагов. Издевательства над заключенными, избиения и применение других физических способов воздействия являются непременными атрибутами всей белогвардейщины.
ОГПУ ВСЕГДА С ОМЕРЗЕНИЕМ ОТБРАСЫВАЛО ЭТИ ПРИЕМЫ КАК ОРГАНИЧЕСКИ ЧУЖДЫЕ ОРГАНАМ ПРОЛЕТАРСКОЙ ДИКТАТУРЫ.
Чекист, допустивший хотя бы малейшее издевательство над арестованным, допустивший даже намек на вымогательство показаний - это не чекист, а враг нашего дела.
Каждый наш работник должен знать и помнить, что даже малейшая его ошибка, сделанная хотя бы и не по злой воле, пятном позора ложится на всех нас.
Этим моим письмом я предостерегаю всех чекистов, каковы бы ни были их заслуги, что повторение подобных случаев встретит беспощадную кару».
Как видим, Ягода настроен чрезвычайно резко - если даже он и был неискренен, то выразить свои подлинные взгляды во всеуслышание не мог. Дисциплина в конторе была та еще (особенно в милиции), так что обвинения в фальсификации дел были в ОГПУ - НКВД расхожим оружием, типа «сам дурак»: «Липач!» «Сам ли- пач!» - дальше ругань, мордобой, а иногда и револьвер. Нравы в органах времен Ягоды были простые.
Что говорил по этому поводу Ежов официально - неизвестно, а неофициально, устно он фактически вынуждал подчиненных применять пытки. Берия, придя в сентябре 1938 года в НКВД, вызывал сотрудников и спрашивал: кто, по их мнению, ведет себя «не но-человечески».
Кстати, кроме моральных, у такой позиции были и практические причины.
«Надо твердо помнить, что среди попадающих к нам противников есть элементы, готовые дать любое показание с целью добиться своего освобождения, а иногда сознательно стремятся навести наши органы на ложный след. Со стороны руководящих работников обязательна критическая проверка материалов следственного производства фактами и действенное руководство агентурной и следственной работой».
Опытный контрразведчик, Сталин прекрасно понимал, что добытые таким путем показания сомнительны. Постоянной перепроверки показаний требовал по своим каналам и генпрокурор Вышинский.
При Ягоде иной раз возникали связанные с «недопустимыми методами» скандалы, в ходе которых Сталин требовал наказать виновных. После того как Берия навел порядок в НКВД, эта тема на высоком уровне не обсуждалась - если выплывет что-нибудь подобное, разберется сам нарком, без привлечения Политбюро. Поэтому хрущевским пиарщикам очень удобно было вбрасывать в это пустое пространство любые измышления - опровержений- то нет...
Однако в 1952 - 1953 гг., при Игнатьеве, «физические методы» применялись - это стократно доказано, в том числе и самими хрущевцами. Неясно, как долго и в каких масштабах - но факты были. Ну, и какую долю ответственности за это авторы наших фальшивок возлагают на плечи министра ГБ? В фальшивой «записке о деле врачей», которую я уже цитировала, роль эта такова:
Док. 8.4. Продолжение.
«Бывший министр государственной безопасности СССР т. Игнатьев не оказался на высоте своего положения, не обеспечил должного контроля за следствием, шел на поводу у Рюмина и некоторых других работников МГБ, которые, пользуясь этим, разнузданно истязали арестованных и безнаказанно фальсифицировали следственные материалы».
Аналогичные положения содержатся и в другой записке - по «мингрельскому делу» (тоже, само собой, фальшивой).
Док. 8.8. «И. В. Сталин, будучи неудовлетворен результатами следствия, требовал применения к арестованным физических мер воздействия, с целью добиться их признания в шпионско-подрывной работе.
Бывший министр государственной безопасности СССР т. Игнатьев, несмотря на получаемые им чуть ли не с начала следствия... сигналы о недопустимых методах следствия и о провокационном характере всего этого дела, занял по меньшей мере непонятную позицию невмешательства (именно "непонятная позиция невмешательства", конечно, заставила Берию рассвирепеть до того, что Игнатьев с треском вылетел из ЦК и еле-еле остался в партии.
– Е. П.) - в произвол и беззаконие... За время следствия по этому делу, длившегося выше 15 месяцев, арестованными было подано общей численностью свыше 145 заявлений с жалобами на применяемые к ним преступные методы. Все эти заявления МГБ Гоузии представляло т. Игнатьеву, однако ни в одном случае т. Игнатьевым не было принято мер к проверке жалоб арестованных».