1968
Шрифт:
— Докажите, что вам можно доверять.
— Не будет всеобщей забастовки на электростанциях, вот что мы предлагаем. Если отключат электричество, все замрет, и это может вылиться в массовые вспышки возмущения. Мы этого не хотим.
— Давайте уточним ваши требования по каждому пункту.
— Господин министр, все наши предложения реалистичны и конструктивны. Мы исходим из общих интересов и интересов трудящихся.
— И тогда работа возобновится?
— Подобное движение пустыми словами не остановишь. Но и легкомыслие здесь недопустимо, мы не хотим глубоких потрясений.
— Так вы против самоуправления,
— Мы люди серьезные.
Словно подтверждая рассуждения Анри Кразуцки, в Сорбонне столь желанное самоуправление зашло в тупик. Расплодившиеся комитеты ревностно руководили каждый своей областью. Родриго поругался с леваками-догматиками, которые контролировали ротатор. Они отказались распечатать его листовку, потому что решили, что та противоречит их линии. «Цензура!» — возопил Родриго и бросился в драку. Вдруг выяснилось, что недавним анархистам осточертела Сорбонна, разделенная на кланы.
— Может, вернемся в «Одеон»? — предложил Марко.
— Ага, — сказал Порталье, — это нас ни к чему не обязывает.
— Только без меня, — заявила Тео.
Ей надо было зайти к бабушке, во-первых, чтобы успокоить старушку, а во-вторых, чтобы помочь ей пережить забастовку: пустые магазины, молчащее радио и телевидение — пожилой даме было от чего впасть в панику.
— Придешь к нам в «Одеон»?
— Сегодня, — сказала Тео, — я хочу спать на чистых простынях.
— Буржуазка! — пошутил Родриго.
— Я устала, — оправдывалась она, садясь на свой мопед, который неизвестно как сумел разыскать Марко.
Кухню устроили в артистической, и по всему «Одеону» воняло кровяной колбасой. Ею пропахли обои, шторы, этим же запахом пропитались бархатные кресла в зрительном зале и сидевшие на них люди. Их все еще было довольно много, они стояли лагерем в ложах, за кулисами и в многочисленных нишах, утопая в невероятной грязи. Все ходили по валяющимся на полу тряпкам, которые когда-то были костюмами. Порталье приметил светского хиппи, которого недавно приводил домой к родителям. За мушкетерскую бородку, кружевной воротник и пышные рукава этого парня прозвали Арамисом. Приятели обнялись, а потом полезли под потолок театра, на чердак над всеми осветительными сооружениями, куда можно было добраться по свисающим, как лианы, лестницам и канатам. Там, наверху, оседлав балки, при свете свечей обосновалось целое дикое племя. Они стучали в тамтамы и бренчали на гитарах без усилителей, напевали, передавали друг другу замусоленные пахучие сигареты, улыбались, хвастаясь своими кольцами.
По всклокоченным волосам Порталье узнал Грету. Она нарядилась в платье Офелии из полупрозрачной ткани, а на щиколотке у нее болтались золоченые цепочки. Девушка встала и, балансируя на балке, направилась к Порталье, рискуя свалиться на три метра вниз и расквасить физиономию. «Ой!» — это ей в ногу вонзилась огромная заноза, так что Грета закончила свое опасное путешествие, прыгая на одной ноге. Арамис с Порталье едва успели ее подхватить.
— Давай ее в медпункт, а то в такой грязи все может воспалиться, — сказал Порталье.
— В медпункт!? Ты что, спятил? У нас тут за врачей двое чокнутых, они ни фига не понимают, только знай всем уколы делают! Их надо бы изолировать от общества!
— Доведем ее хотя бы до ближайшей открытой аптеки!
Грета
Среда, 22 мая 1968 года
«Наша территория — это Латинский квартал!»
74
Джоан Баэз (род. в 1941) — американская фолк-певица, участвовала в Вудстокском фестивале, выступала вместе с Бобом Диланом. Вела активную политическую деятельность, исполняла песни протеста, боролась против войны во Вьетнаме.
— Позвоним?
— Ну да, раз уж мы сюда добрались, я заодно и помоюсь, — сказал Родриго, проводя рукой по засаленным волосам.
— Да, не мешало бы, — сказал Порталье, звоня в дверь к теодориной бабушке. — И отойди-ка в сторону, а то если старушенция тебя увидит, ее удар хватит…
— Думаешь, ты — сама презентабельность?
— Заткнись, и скажи этой зануде-фрейлейн, чтобы кончала орать свои песни!
Он указал на Грету, которая сидела на верхней ступеньке с завязанной ногой. Австриячка хромала за ними с самого «Одеона». Друзья поклялись, что всякому, кто косо на них посмотрит, они скажут: «Девушка в карнавальном костюме? Нет-нет, что вы, она не с нами». И все-таки Грета увязалась за ними. Друзья ждали, но никто не отвечал.
— Ролан, ты же сам говорил, что бабуля туга на ухо?
— Ну да.
— И что Тео оставляет ключ на лестничной площадке, под горшком с геранью?
— Да, все так делают. Ну и что?
— Если у нас будет ключ, это уже не взлом, будем считать, мы члены семьи. Разве не так? А уж ты особенно.
Родриго приподнял цветочный горшок и, как трофей, показал всем большой ключ от простого замка. В те времена воров интересовали только ювелирные магазины да банки, как настоящие профессионалы, они презирали мелочи, которые можно стащить в частной квартире. Так что приятели легко открыли дверь, и та заныла, как скрипка в неумелых руках.
— Тихо! — шикнул Порталье, входя первым. — Осторожно, там справа столик, покрытый скатертью, и безвкусная ваза…
Они прошмыгнули по коридору. В дальней комнате орало радио. Родриго поддерживал Грету, которая скакала легко, как балерина. Тео еще спала. Она подскочила от испуга, когда Родриго открыл шторы и распахнул ставни, обнажив серое небо.
— Это вы? Который час? А бабуля? Это она вас впустила?
— Уже девять утра, — ответил Порталье, — твоя бабуля прилипла к приемнику, мы взяли ключ под геранью — и готово! Пошли с нами. Все продолжается!
— Продолжается? — вздохнула Тео, скорчила недовольную гримасу и натянула одеяло на подбородок.
— Архитекторы, адвокаты, учителя, таксисты, гостиничные прачки — все бастуют!
— То же самое на бойнях, в Вожираре, в Ла-Вил-лет, — подхватил Родриго.
— Даже футболисты, представляешь? Они захватили здание футбольной федерации на Йенском проспекте, водрузили красный флаг и плакат: «Футбол футболистам!»
— В Гавре сейчас ни одного корабля, все заблокированы в Дюнкерке.