1971
Шрифт:
Проснулся в девять часов. Выдрыхся по-полной. Медленно, без спешки - умылся, побрился. Душ принимать не стал - я вечером в ванне полежал, едва не уснул в ней. Вот было бы дело - меня ждут-пождут, а нету! А я лежу в ванне на дне, весь такой синенький и спокойный, как баклажан! Уснул и нырнул! Премию Дарвина давайте!
Думал - идти завтракать, или нет. До ресторана еще два часа, но есть вроде как и не хочется. Я с утра вообще не люблю есть. Ну нет аппетита, и все тут! Потом вспомнил про бутерброды с зернистой икрой, и решил все-таки поесть. И семгу тоже зацепил - со свежей булочкой,свежим
Потом вернулся в номер (прикупив по дороге газет) - лежал, читал газеты (в основном последнюю страницу, где самое интересное), поглядывал в экран телевизора, по которому смотреть по большому счету было и нечего. Так, фоном включил. Ну и когда до времени «Ч» оставалось час - начал собираться, особенно не напрягаясь и не переживая. Успею. Без меня, можно сказать, не обойдутся.
Нацепил свои новые часы, часы же для Зины засунул в карман. Негоже оставлять их в номере, не надо подвергать людей соблазнам. Я же не Змей на эдемской яблоне.
Возле «Арагви» я был за пятнадцать минут до назначенного времени. Честно сказать, я никогда не опаздываю. И терпеть не могу, когда опаздывает кто-то другой. Сразу преисполняюсь к такому человеку подозрениями и даже неприязнью - если он не бережет мое время, если так неуважительно относится ко мне - как можно иметь с ним дело? Делать с ним какой-то бизнес?
Меня уже ждали. Только я подошел к двери ресторана, тут же ко мне едва не подбежал мужчина лет тридцати пятисорока в коротком пальто с каракулевым воротником и пыжиковой шапке, и громким полушепотом сказал:
– Михаил Семенович?! Я Нестеров Константин Владимирович, ваш переводчик! Пойдемте, я пару слов вам скажу перед началом переговоров!
Ага. Мое КГБ меня бережет. Щас начнет втирать про «я их в дверь, они в окно», и все такие прочее. Про шпиенов злых, буржуев коварных, и про вопросы провокационные. Так оно по большому счету и оказалось. Мне кратенько прочли биографию нашего визави, рассказали, какая он сволочь, и посоветовали обдумывать слова и вообще - думать, что говорю. Но если что - меня поправят. Как поправят, что поправят - я не понял, но переспрашивать не стал. Поправят, так поправят. А еще узнал, что с этим самым Страусом будет еще и журналист какой-то крупной американской газеты. И что с ним я должен быть во сто крат осторожнее, потому что эта акула пера так все распишет, так извратит, что только весь мир ахнет. Ибо они негодяи всегда так делают, потому что - Зло.
Ну вот, примерно так он мне все рассказал. Проинструктировал прямо на улице, под редкими снежинками падающего на землю снега. Захолодало. Скоро декабрь, пора бы уже снегу быть! И так уж зима подзадержалась.
Я кивал головой, хмыкал, говорил что-то вроде: «Вот как?!» «Ага!» «Ясненько»!, и видимо своим покорным поведением и унылым видом поднял настроение у моего куратора. Он счел меня готовым к встрече идеологического врага и повел на завоевание Америки.
Отдельный кабинет был чем-то вроде небольшого банкетного зала. Длинный стол из темного дерева уставлен различными блюдами и напитками, среди которых, конечно же, выделялись здоровенная бутылка «Столичной» и блины с икрой. Ну надо же как-то
Господин Страус был человеком средних лет, темноволосый, подтянутый, спортивный. Рукопожатие твердое и сильное, но без эдакой привычки некоторых спортсменов «пережимать» руку того, с кем здоровается. С первого взгляда особого снобизма я в нем не заметил, скорее наоборот - клетчатая рубашка, джинсы, полуботинки. Даже стало слегка неприятно - ты куда приехал, чурка омериканская, на ферму, что ли? Одеться приличнее не мог?! Не уважаешь русских, сука?!
И тут же посмеялся над собой - а я-то как вырядился? Тоже - как на даче ковыряться!
Секретарша Пегги - да, хороша! Небольшого роста, но очень элегантная, красивая, и судя по взгляду - сучка еще та. Читал я про это издательство в будущем, и про его основателей читал. Не стал говорить Махрову, что знаю про издателей. Ни к чему выказывать свою патологическую осведомленность - откуда советский человек может знать про какое-то там штатовское издательство, да еще и с особыми интимными подробностями?
Ну так вот - судя по прочитанной мной информации, сексуальные нравы в этом издательстве были еще те. Парой слов можно охарактеризовать это: «Все спят со всеми!» И это смешно - потому что один из трех партнеров издательства гомосексуалист. Правда - по той же информации, проживший со своим партнером до самой смерти.
Журналист был мужиком лет пятидесяти (а может и моложе, только помятый какой-то), обрюзгший, слезящиеся глаза с красными прожилками и унылый картофелеобразный нос. Кто он такой, где работает - я не расслышал, а
переспрашивать не стал. Какая мне разница, в какой информационной штатовской помойке он работает?
Директор издательства тоже был здесь. Исайкин. Высокий, худой мужик с узкой, но цепкой ладонью. Когда мы поздоровались, он наклонился ко мне и тихо шепнул:
– Не переживай. Думаю, все будет нормально!
Я тоже думал что все будет нормально, но отвечать не стал, только кивнул. Мы расселись за столом - я в центре, по бокам переводчик, Махров, Исайкин. Напротив нас - Страус, Пегги Миллер и журналист, имени которого я не услышал. А может и не называли.
– По русскому обычаю, прежде чем начать разговаривать - нужно поесть и попить. Так что предлагаю пока перекусить чем бог послал, и затем уже мы сможем обсудить наши дела. Как вам такое предложение?
Это Махров, взявший на себя обязанности тамады. Что, в общем-то, и понятно - не унылому же Исайкину витийствовать за столом? Или переводчику?
Журналист наклонился к Страусу, и что-то ему зашептал. Переводил, точно! Значит он хорошо знает русский язык. Старый волк...небось вскормлен на базах ЦРУ шпионская твоя морда! Ну - типичный шпионяка, зуб даю! Впрочем - не даю, я где их видел-то шпионов, чтобы сказать, какие они бывают. В кино? Три - «ха-ха!»
Разговор начался как-то сразу, едва только начали поглощать салаты, но только не о литературе, и в частности о моей книге, а вообще. Или вернее - обо мне. Страус что-то сказал своему переводчику, и тот на чистом русском языке обратился ко мне: