1972. Родина
Шрифт:
– О как! – только и смог сказать я – Я ни причем! Я ничего такого не делал! Это они сами!
– Не виноватая я! Он сам пришел! – ухмыльнулся Семичастный, ответив словами героини «Бриллиантовой руки» – Да тебя никто и ни в чем не винит! Но ты нам поможешь в переговорах – послушаешь, посидишь рядом, пообщаешься с президентом. Скажешь свое слово, когда будем общаться. Ну ты понимаешь, да?
– Понимаю – кивнул я – Хорошо, что Никсон жив! Ох, как хорошо! Вы все-таки наверное не до конца понимаете, насколько эта фигура была значимой. Нам Никсон очень нужен. Советскому Союзу нужен.
–
– Смещение Никсона – точка бифуркации. После этого пошел полный развал в отношениях с США, власть захватили демократы, которые развязали беспрецедентную гонку вооружений и сделали все, чтобы наша страна развалилась. Поддерживая Никсона – мы поддерживаем разрядку вооружений, и устраняем одну из причин, по которой наша страна распалась на куски. Подписание договора ограничения стратегических вооружений – это еще и высвобождение средств, которые можно будет пустить на подъем экономики страны. Это вкратце то, что уже я писал вам в отчете.
– Да, да… – постукивая пальцами по столу, задумчиво покивал Шелепин – Именно это и писали.
И вроде как очнувшись, глянул на меня и добавил:
– Завтра заедете в посольство США – прямо с утра. Вас там ждут. Поговорите с послом – он пожелал переговорить с вами наедине. Видимо, хотят выяснить – не удерживаем ли мы вас насильно. Вот, в общем-то и все, о чем я хотел вам сообщить.
Шелепин задумался, и после паузы добавил:
– Завтра в девять за вами заедет машина и отвезет в концертный зал «Россия». Там вам примерят грим – прилепят бороду и все такое, волосы у вас уже отросли, так что парика не понадобится. Ну и порепетируете. Послезавтра выступите на концерте ветеранов войны. Затем – обратно, в Сенеж.
– А что с дачей?
– Дача достраивается – вмешался Семичастный – Идут отделочные работы, а туда, где уже закончили работы, завозят оборудование и снаряжение. Закончим через несколько дней. По поводу происходящего в Сенеже можете особо не рассказывать, я и так все знаю.
– Донесли! – хмыкнул я.
– Осветили – серьезно поправил Семичастный – Скоро в «Альфу» начнут прибывать офицеры. Рядовых распределим по другим бригадам. У нас еще есть к Карпову вопросы?
– Нет. Свободны, Михаил Семенович. Понадобитесь – вызовем.
Я кивнул, встал, и молча пошел к двери. Уже у дверей оглянулся:
– Претензии к моей работе есть? Что-то не так?
Переглянулись, потом Семичастный удивленно спросил:
– С чего так решил?
– Ну так…показалось что вы мной недовольны. Или мне показалось?
– Показалось – вздохнул Шелепин – Вы работаете отлично, и все ваши прогнозы сбываются. Например – та же самая смерть Гувера. Вы ее давно предсказали. Вот и…сбылось. Работы много. Зашились с делами. Вашу же работу оцениваем в высшей степени положительно, и…совсем забыл сказать! Решен вопрос о награждении вас Звездой Героя Труда – за укрепление дружбы между народами, и за вклад в укрепление боеспособности нашей страны. После девятого мая вручим, сейчас не до того. Идите, Михаил Семенович…отдыхайте. А мы вот еще поработаем. Нам некогда отдыхать…
И я пошел
***
Когда ты переступаешь черту – условную черту, проходящую через ворота – чувствуешь себя каким-то…хмм…предателем, что ли? В американское посольство кто ходит? Шпионы всякие, да диссиденты. А кто же еще?! Гнусные предатели родины!
Посол принял меня лично, в своем кабинете, в том самом кабинете, в котором еще недавно висела деревянная «Большая печать», подаренная США пионерами Артека в знак дружбы и добрососедства. Семь лет КГБ слушал разговоры посла в его, посла кабинете, так как в печать было встроено подслушивающее устройство, которое могло работать практически вечно, ибо батарейки ему были не нужны. Оно срабатывало от вибрации, возникавшей при сотрясении воздуха, то есть – от человеческого голоса.
Обнаружили устройство случайно – англичане слушали эфир на предмет прослушивания своей конторы, и поймали английскую речь.
Кстати сказать, когда Хрущев попытался возмутитьсянаглым пролетом У-2 над территорией СССР и потребовал прекратить эти мерзкие шпионские игры коварных американцев. На что коварные американцы предъявили в ООН эту самую дареную «Большую печать», и посоветовали Хрущеву не истерить – мол, все спецслужбы работают друг против друга, и делать из этого трагедию просто глупо. Двумя словами это можно было назвать так: «Заткнитесь, а?!». Хрущев и заткнулся.
Посол – типичный «офисный планктон», как будут называть таких кадров в очень далеком будущем. Очки, невыразительная внешность – чиновник, как чиновник. Папа его был профессором, сынок пошел в дипломаты – нормальная такая карьера. Был послом в Чехословакии именно тогда, когда наши войска наводили там конституционный порядок. По большому счету другом Советского Союза его назвать нельзя. Впрочем – а кого можно? Никсона, что ли? Неет…друзей у нас, как сказал Александр Третий – только двое. Армия и флот.
Меня провел в кабинет человек со внешностью типичного резидента разведки – «серый мыш», на которого глянешь раз и через секунду о нем уже забудешь. Глазу не за что зацепиться. Он попросил меня подождать у дверей, рядом с секретаршей – миловидной девушкой лет двадцати пяти, через минуту вышел и сделал приглашающий жест:
– Заходите, сэр! Посол ждет вас.
Посол действительно ждал. Он даже вышел из-за стола и пожал мне руку, предварительно внимательно осмотрев с ног до головы. Брови его дернулись вверх, и посол Джейкоб Динли Бим вдруг улыбнулся:
– Вы так молодо выглядите, сэр Майкл, что я никогда бы не поверил, если бы не знал – что это вы и есть. Кстати, без бороды вы симпатичнее.
– Скоро опять отращу – вздохнул я – Чтобы постарше казаться. Ну что поделаешь – такая вот у меня болезнь. Вы когда-нибудь мистер Бим слышали о болезни под названием прогерия? Ей болеют дети и молодые люди – стареют за считанные годы, превращаются в древних стариков. Но есть и еще более редкая болезнь – и названия ей пока нет. Старики молодеют. И почему так случается – никто не знает. Вот я таков и есть, больной человек!