1972. «Союз нерушимый...»

Щепетнов Евгений Владимирович

– Кто такой Кеннеди – знаешь? – фыркнул я. – Как ты думаешь, кто из нас известнее? Ниночка, в мире невероятное количество идиотов, которые мечтают прославиться хотя бы тем, что убьют какую-то знаменитость. И я не собираюсь так просто сдаваться. И вот еще что… не хочу тебя пугать, но… ты слышала, что мне пришлось убить нескольких уличных бандитов? Ты думаешь, это все досужие домыслы? Домыслы, но не все. Я убил пятерых бандитов из банды чернокожих. И насколько мне стало известно – они строят планы, как бы это мне нагадить. Убить меня, тебя, всех моих людей. Потому каждый из тех, кто находится в этом доме, должен быть вооружен и, соответственно, хорошо владеть своим оружием. Выносить его за пределы дома мы пока не можем,

лицензии на ношение у нас нет, но пользоваться на территории поместья, пресекая попытки проникновения, – это запросто. Говоришь, я с удовольствием говорю о том, какие повреждения наносят врагу мои пули? Да не с удовольствием, я тебе что, маньяк, что ли?! Я говорю о человеческом теле так, как говорил бы бронебойщик о танке врага – куда надо попасть, чтобы тот прекратил двигаться и загорелся! Я не вижу во враге человека! Для меня он – цель. И ничто иное. И ты должна забыть, что перед тобой человек. Если вспомнишь, если хоть на секунду тормознешься – погубишь и меня, и себя. Вспомни, что я тебе говорил о бандеровцах! Они отрубали ноги топорами молодогвардейцам. Они выкалывали им глаза, насиловали девушек. Об этом тоже мало говорят, но так было. И часть изувеченных ребят сбросили в шахту живыми. И те умирали в шахте еще несколько дней. Тихо, тихо, не надо плакать! Просто когда ты стреляешь – вспоминай этих ребят. Представляй, что перед тобой враг. Перед тобой эти самые бандеровцы, которые не заслуживают жизни. А если придется стрелять в женщину – а в банде полно и женщин, – вспоминай Тоньку-пулеметчицу. И то, как она расстреливала наших людей из «максима».

Я помолчал, вытер слезы с глаз Ниночки и продолжил:

– Запомни, война не прекращалась. Война вечна. Просто она принимает разные формы. Война – Зло, а Зло существует до тех пор, пока в мире есть Добро. Зло принимает разные формы: Тоньки-пулеметчицы, нелюдей-бандеровцев, чернокожих бандитов, которые на улицах городов продают наркотики, торгуют маленькими девочками, отдавая их взрослым извращенцам, грабят, убивают, насилуют. Чем они лучше тех же бандеровцев? И мы не должны думать о том, что они тоже люди, запомни это.

– Запомню… – Нина медленно кивнула, взяла в руки «вальтер». Потом вскинула его, выстрелила – двумя «двоечками», как это делал я. Положила пистолет, посмотрела на результаты. Они были достаточно печальны. В силуэте – только две пули, еще две по бокам, в «молоке». Но все-таки это был результат.

– Ну что же… для начала вполне неплохо! – бодро заявил я, пододвигая Нине пачку патронов. – Набивай магазин, и… все заново. Через неделю ты будешь муху влет бить! Ну если не муху… то в дом точно попадешь!

Ниночка хихикнула и ткнула меня кулачком в бок. Больно, между прочим, ткнула. И я задумался – а почему это я вдруг решил, что она не сможет завалить мужика приемом рукопашного боя? Она, спортсменка! Ведь главное в этом не масса, главное – резкость удара и точность попадания. Тем более если использовать особо грязные приемы, коих я знаю очень даже приличное количество – начиная от тычков пальцем в глаз и заканчивая ударом в пах. А если ей еще и дать нож… в том числе и метательный… ооо… девочка, я из тебя ниндзя сделаю! Кстати, почему бы и нет? В жизни пригодится. В телохранительницы к какой-нибудь важной мадам устроиться – раз плюнуть. Идет мадам-звезда, а рядом с ней эдакая пигалица. И тут – Злодей! И хочет злодей усиленно домогаться комиссарского… хмм… звездного тела. И вдруг – облом! Маленький Полярный Лис в виде бывшей гимнастки! С пистолетом в одной руке и ножом в другой! И нет у Злодея никаких шансов, кроме одного – оставить свои гениталии печально лежать на асфальте. Забавно? Забавно!

– Я научу тебя драться. И не просто драться, а так, чтобы наповал. В том числе и с ножом. Ты не против?

– Чтобы уничтожать в мире Зло? – Ниночка усмехнулась, подвинула к себе пачку патронов и начала набивать магазин. – Никогда

не думала, что буду стрелять, резать ножиком и этот самый ножик кидать! Миш, у меня такое ощущение, будто все вокруг нереально. Америка, этот дом и… ты. Все нереально. Может, я психически больная, лежу где-нибудь в палате и мне колют уколы? И все вокруг меня – галлюцинация? Ай! Ай-яй! Синяк же будет! С ума сошел?!

Нина сердито потерла правую грудь, которую я нещадно ущипнул, и недовольно помотала головой.

– И это может быть галлюцинацией! И это!

– Еще ущипнуть? Или чего… поосновательнее?

– Нет! У меня и так все болит! Доосноватился сегодня ночью! Ну нельзя же в твоем преклонном возрасте быть таким активным! Ненормальный старикашка!

Я от неожиданности замер и потом двинулся вперед, вытянув руки и многообещающе сообщая голосом Вия:

– Поднимите мне веки! Вот она! Мерзавка! Щас я тебя поимею прямо тут, на столе! На «вальтере» надругаюсь! Чтобы тебе стыдно было! Негодяйка!

Крепкое тело Ниночки извивалось, прижатое к моей груди, она хихикала и повизгивала, и я вдруг так возбудился, что рука сама собой потянулась к молнии джинсов. Ее джинсов. Потянул…

И тут за спиной послышался осторожный кашель:

– Кхе-кхе… Босс, прости, что прерываю тренировку с Найна… но дело не терпит отлагательства.

Я выпустил Ниночку, та, смущенно зардевшись, дернула молнию вверх, отвернувшись от Пабло, а я, досадливо поморщившись, обернулся к своему управляющему, больше всего жалея о том, что вовремя не запер дверь. Ужасно хотелось отмахнуться от Пабло, закрыть эту самую дверь, содрать с Ниночки все до нитки и полчаса посвятить сексу в антисанитарных условиях. Почему-то такой секс даже слаще, чем обычный, в семейной постели со всеми удобствами.

Был у меня один сослуживец, уже в годах, майор. Так вот он говаривал: «Знаешь, вот прижмешь свою бабу в чужом огороде – и такое удовольствие вдруг испытаешь! Как если бы чужую бабу трахнул!» Что-то в этом есть, некая сермяжная, она же посконная, правда. Замечал такое – очень возбуждаешься, приласкав супругу в чужом, неродном, так сказать, месте, и сама она ведет себя по-другому. Хмм… будто с чужим мужиком. Глупо, но, может, и женщины испытывают такое же чувство, когда муж ласкает ее в чужом огороде? Глаза закроет и представляет, как ее… хмм… Нет, лучше об этом не думать. И спрашивать об этом не надо. Все равно же соврет. Только дурак или дура в подобных случаях скажут тебе правду.

– Я буду тренироваться, хорошо? – вопросительно посмотрела она на меня, говоря по-русски. – Я буду тебя защищать. Никто не посмеет на тебя напасть, я всех убью! И буду стрелять не хуже тебя! И ножиком резать! И… и… в общем, я научусь! Мы им еще покажем!

– Конечно, покажем! – ухмыльнулся я и, не удержавшись, добавил: – Они его вида не перенесут!

Ниночка хихикнула, сказала, что я испорченный старикашка, и, продолжая ухмыляться, я пошел к выходу, где меня ждал Пабло. Просто так он меня беспокоить бы не стал, это точно. А пока шел, задумался: а что он имел в виду, говоря, что помешал нашей с Ниночкой тренировке? В чем мы с ней тренировались? Двусмысленно как-то звучит. Но кстати – точно в стиле этого мрачного шутника. Хрен поймешь – то ли шутит, то ли всерьез говорит.

– Босс, там феды приехали. Я этих гадов носом чую! Не представились, попросили позвать тебя. Я сказал, что сейчас сообщу тебе, но не знаю, хочешь ли ты с ними встретиться. Будь осторожен! Это такие гады, что просто слов у меня других нет! Если что – у нас с Лаурой стволы наготове.

Кстати, Лауру тоже подучили стрелять, и стреляла она вполне неплохо из револьвера 38-го калибра, который я купил специально для нее. Короткоствольный «кольт-бульдог». Вид у него отвратный, я такие не люблю, но если звездануть из него в упор – эффект будет не хуже, чем если бы лошадь копытом лягнула.