2004, №12
Шрифт:
Балам-Акаб ухмыльнулся, показав черные подпиленные зубы.
— Мне нужно побеседовать с юной госпожой. С тобой, большой белый человек, мне говорить не о чем.
Ясмин явилась немедленно, будто только и ждала появления карлика. Она пришла в сопровождении евнухов — Тубал, по-видимому, еще не вернулся из очередной своей вылазки в город.
— Я попрошу тебя, амир, переводить нашу беседу, — голос принцессы прозвучал непривычно серьезно. — Не нужно, чтобы на ней присутствовали посторонние.
Первым побуждением Кортеса было отказаться от такой сомнительной чести, но, заметив,
— Я нашел ход во дворец Змея, — сообщил карлик, почесывая бородавку на носу. — Попасть туда несложно… но до самого Змея мне не добраться.
— Почему? — требовательно спросила Ясмин. — Его так хорошо охраняют?
Балам-Акаб захихикал.
— Охрана у него есть, любопытная госпожа. Не такая грозная, как у тебя в озерном дворце, но достаточная для того, чтобы оторвать бедному карлику голову. Однако дело не в воинах с дубинками, хотя они и расставлены весьма ловко. Змей окружил себя колдовской защитой, и она не дает моему нагуалю подобраться к нему. Поэтому наш первый план не сработает, умнейшая госпожа.
Кортесу очень не понравилось слово «наш», но он решил пока не вмешиваться в беседу и выслушать все до конца.
— Как ты собираешься вызвать его на поединок?
— У меня есть человечек во дворце. Не такой, что может подсыпать яду в питье, но для того, чтобы передать письмо, сгодится. А письмо уже готово, предусмотрительная госпожа…
Он порылся в складках своего бесформенного черного балахона и вытащил на свет свернутый в трубочку лист кактусовой бумаги. Протянул его принцессе, но та легким кивком головы указала на кастильца.
— Читай сам, — отрезал Кортес, плохо разбиравшийся в письменах меднокожих. Карлик развернул лист, испещренный странными значками, заменявшими мешикам буквы, и прочел нараспев:
— "Человеку, называющему себя богом Кецалькоатлем, брат его Тепейолотль, повелитель подземных источников, пишет. Ты мне кое-что задолжал, братец. Украл драгоценные кости владыки Миктлантекутли, унес их, как вор, под одеждой. Убил верного Ягуара владыки Тескатлипоки, могучего Камастле. Забрал из хранилищ Толлана перья кецаля и нефрит, увез их за море. Я, Тепейолотль, повелитель подземных источников, посылаю своего слугу, Балам-Акаба, Ягуара Ночи, чтобы он потребовал с тебя долг. Уплатить ты сможешь, принеся в жертву сорок юношей и сорок девушек Семпоалы. Если бросишь их сердца вниз с теокалли до того, как кончится месяц Шочитль, долг будет прощен. Если нет, Балам-Акаб станет убивать по одному юноше и по одной девушке за ночь, и так до тех пор, пока ты не образумишься, а начнет он прямо сегодня. Прощай, братец".
Горбун хихикнул.
— Здесь есть еще приписочка, мудрая госпожа. "Если хочешь, братец, можешь попытаться вызвать моего слугу Балам-Акаба на честный бой, но выиграть не надейся. Ягуар Ночи сильнее Камастле, а огненных змей ты лишился. Так что готовь ножи и кувшины для жертвенной крови".
— Ты думаешь, это подействует? — с сомнением спросила
— Сегодня ночью я убью прелестную пятнадцатилетнюю девочку, — оскалился карлик. — Ох, как горько будут плакать ее родители… А потом убью какого-нибудь мальчонку — разорву ему горло, располосую когтями, перекушу позвоночник. И его отец и мать придут к Кецалькоатлю и потребуют защиты. Нет, он мне не откажет, прекрасная госпожа. Он не может приносить людей в жертву — а значит, ухватится за единственную соломинку, которую подсунул ему старый Балам-Акаб. И тогда я убью его… если, конечно, щедрая госпожа отдаст мне оставшиеся ксиукоатль…
— А ты не задумывался о том, что будет, если тебя поймают?
— Поймают — меня? — горбун казался ошеломленным. — Хорошо, недоверчивая госпожа, спроси у большого белого человека, который видел меня в ягуарьем обличье. Скажи ей, что ты почувствовал, впервые увидев меня? Не хочешь говорить? Тогда я скажу за тебя. Ты почувствовал страх, потому что подумал: такую громадину не остановят даже твои громовые жезлы. А теперь подумай, что ощутят глупые тотонаки, вооруженные дубинками и расхаживающие по улицам впятером, когда встретят на ночной улице чудовище. Они поймают меня! Ха! Да они разбегутся быстрее, чем я успею зарычать на них…
— Хорошо, — сказала, подумав, Ясмин. — Но скрижали я отдам тебе прямо перед поединком, и ни минутой раньше.
— Боишься, что я украду их и убегу? — ухмыльнулся карлик. — О, проницательная госпожа, тебе не понять, какое удовольствие получит старый Балам-Акаб, убив самого Кецалькоатля! На алтарях Теночтитлана каждый день вырывают сердце дюжине пленников — но разве убийство беспомощного человека это удовольствие? Настоящее наслаждение можно получить только от убийства бога…
— Значит, ты веришь в то, что этот мятежник и есть бог Кецалькоатль? — резко спросила принцесса. Карлик ответил не сразу.
— Боги редко спускаются на землю, — медленно проговорил он наконец. — Но их нагуали часто принимают обличье человека. Похож ли я на грозного, величественного Тескатлипоку? Не нужно смеяться, госпожа. Я знаю, как выгляжу. Но, быть может, придет день, когда ты увидишь мое настоящее лицо, и оно будет лицом бога.
Кортес, которого этот разговор уже порядком утомил, не стал переводить последнюю фразу горбуна и повернулся к принцессе.
— Ваше Высочество, мне кажется, что мы зря рискуем, помогая этому сумасшедшему, — сказал он по-арабски. — Я полагаю, что скрижали он держит где-нибудь у себя в берлоге. Я могу приказать своим людям незаметно последовать за ним, и они принесут то, что вам нужно…
— Благодарю, амир, — печально улыбнулась Ясмин. — Пока ты болел, я дважды посылала самых лучших слуг шпионить за ним, желая узнать, где он прячет сокровища. За ним невозможно проследить. Он превращается в ягуара, или в тапира, или в змею и исчезает, не оставляя следов…
Карлик, неуклюже перебирая короткими ножками, слез со своего кресла.
— Я передам письмо во дворец завтра утром. Дадим Змею два дня на раздумье. Два дня и четыре трупа — я думаю, этого хватит. А потом он должен вызвать меня на поединок.