2010: ОДИССЕЯ-2
Шрифт:
На Земле специалисты по статистике и математической физике радостно бросились к своим компьютерам, пытаясь найти его связь с фундаментальными мировыми константами — скоростью света, постоянной тонкой структуры, соотношением масс протона и электрона. К ним вскоре подсоединилось бравое воинство астрологов и мистиков, включивших в список констант высоту пирамиды Хеопса, диаметр Стоунхенджа, азимуты линий Наска, широту острова Пасхи и уйму других величин, из коих они ухитрялись делать самые невероятные предсказания. Их пыла не остудил даже известный вашингтонский юморист, заявивший, что, согласно его подсчетам, конец света наступил 31 декабря 1999 года, но остался незамеченным из-за всеобщего перепоя.
На приближение кораблей Большой Брат не реагировал — даже когда его осторожно прощупали лучами радаров и обстреляли
Первые два дня не принесли результата. Тогда, с разрешения Центра управления, корабли подошли вдвое ближе. С пятидесятикилометрового расстояния наибольшая грань параллелепипеда казалась вчетверо шире Луны в небе Земли. Внушительно, но не настолько, чтобы давить на психику. Конкурировать с Юпитером Большой Брат пока не мог — тот был на порядок крупнее. Настроение на борту изменялось: благоговейное ожидание уступало место явному нетерпению.
Лучше всех сказал об этом Уолтер Курноу: «Возможно, Большой Брат намерен ждать миллионы лет. Но нам-то хочется убраться отсюда чуть раньше».
Глава 24
Разведка
«Дискавери» покинул Землю, неся на борту три «горошины» — три одноместных ракетных аппарата, которые позволяли работать в космосе, не одевая скафандра. Одна из «горошин» пропала после несчастного случая (если это действительно был несчастный случай), в котором погиб Фрэнк Пул. Во второй Дэйв Боумен отправился на последнее свидание с Большим Братом, и она разделила судьбу своего водителя. Третья оставалась в «гороховом стручке».
У нее не хватало одной важной детали — крышки внешнего люка. Крышку сорвал Боумен, когда совершал свой рискованный переход без шлема сквозь вакуум. Реактивная отдача образовавшейся при этом воздушной струи увела «горошину» на сотни километров от корабля, однако Боумен, покончив с более важными делами, вспомнил о ней и привел назад на радиоуправлении. Но ремонтировать люк ему уже было некогда.
Сейчас «горошина» (Макс, никому ничего не объяснив, начертал на ее борту имя «Нина») вновь уходила в космос. Крышка все еще отсутствовала, но она и не требовалась — рейс был беспилотным. Вернув «горошину», Боумен преподнес своим преемникам подарок, которым глупо было не воспользоваться. «Нина» позволяла обследовать Большого Брата с близкого расстояния, не подвергая людей излишнему риску. Впрочем, риск все равно оставался. Что по космическим масштабам пятьдесят километров? Толщина волоса, не более… «Нина» пробыла без присмотра несколько лет, и это чувствовалось. Невесомая пыль, витавшая в воздухе, превратила ее девственно-белый корпус в грязно-серый. Со своими сложенными манипуляторами, уставившимся в космос пустым глазом иллюминатора, да и скоростью черепахи, в полномочные послы человечества она явно не годилась. Но нет худа без добра — столь скромный парламентер мог рассчитывать на снисхождение: миниатюрность и медлительность могли свидетельствовать о мирных намерениях. Чтобы подчеркнуть последние, кто-то даже предложил раскрыть ее «ладони», как бы для рукопожатия; однако предложение тут же отвергли — мало ли какие ассоциации вызовет растопыренная стальная клешня… После двухчасового перелета «Нина» остановилась в ста метрах от одного из углов громадной прямоугольной плиты. Но та не выглядела плитой: казалось, телекамеры обозревают вершину трехгранной пирамиды неопределенных размеров. Никаких признаков радиоактивности или магнитного поля бортовые приборы не зарегистрировали; Большой Брат не излучал ничего, кроме ничтожной доли отраженного солнечного света. Прошло пять минут. Затем «Нина» двинулась по диагонали над меньшей гранью, потом над большей, наконец, над самой большой, держась на высоте пятидесяти метров, но иногда снижаясь и до пяти. Большой Брат отовсюду выглядел одинаково — его поверхность была гладкой и однородной. Задолго до окончания облета зрителям стало скучно, и, вернувшись к своим делам, они лишь изредка поглядывали на мониторы.
— Порядок, — сказал Уолтер Курноу, когда «Нина» вернулась в исходную точку. — Но можно крутиться этак всю жизнь, и без всякого толку. Что делать — позвать «Нину» домой?
— Погодите, — отозвался с «Леонова» Василий. — У меня есть предложение — подвесить ее точно над центром самой
— Вспомнил задачку из институтского курса астрономии.
Гравитационный потенциал бесконечного плоского слоя. Никак не думал, что она пригодится в жизни. Замерив ускорение «Нины», мы легко вычислим массу Загадки. Если, конечно, у нее есть масса. Мне уже почему-то кажется, что она вообще нематериальна.
— Это-то узнать просто. Я скажу «Нине», пусть пощупает эту штуку.
— Она уже это сделала.
— Простите? — возмутился Курноу. — Ближе чем на пять метров я не подходил.
— Да, но при каждом включении двигателей вы слегка ударяли выхлопом по Загадке.
— Что для этого мамонта какой-то блошиный укус!
— Кто знает? Давайте уж лучше считать, что о нашем присутствии известно. И раз нас терпят, мы пока не причиняем особого беспокойства. В этот момент все думали об одном. Что может разозлить черную прямоугольную плиту длиной в два километра? И в какую форму выльется ее раздражение?
Глава 25
Вид из точки Лагранжа
Астрономия полна загадочных, хотя и бессодержательных совпадений. Наиболее известно равенство угловых размеров Луны и Солнца, если смотреть с Земли. Здесь, в первой точке Лагранжа, выбранной Большим Братом для баланса на гравитационном канате, наблюдалась та же картина. Планета и спутник выглядели одинаковыми по величине. Но что это была за величина! Не какие-то жалкие полградуса Солнца и Луны — в сорок раз больше! А по площади — в тысячу шестьсот раз! Каждого из двух небесных тел было довольно, чтобы наполнить душу трепетом и изумлением: вместе же они просто ошеломляли. За сорок два часа фазы менялись полностью. «Новолунию» Ио соответствовало «полнолуние» Юпитера, и наоборот. Даже когда Солнце пряталось за Юпитером, планета не исчезала — ее огромный черный диск закрывал звезды. А иногда эту черноту на много секунд разрывали вспышки молний. Это бушевали электрические бури; территория, объятая ими, превышала всю земную поверхность.
А с другой стороны неба вечно обращенная к могучему повелителю одним своим полушарием пылала Ио. Она казалась котлом, в котором медленно бурлит красно-оранжевое варево; время от времени из ее вулканов вырывались желтые облака, вздымались ввысь и затем медленно оседали. Как и у Юпитера, у Ио нет географии. Только ее ландшафт меняется за десятилетия, а облик Юпитера — за считанные дни. Когда Ио входила в последнюю четверть, облачные поля Юпитера воспламенялись под слабыми лучами далекого Солнца. Иногда по лику гиганта пробегала тень самой Ио или одного из внешних спутников; на каждом обороте показывалось Большое Красное Пятно — вихрь размером с планету, ураган, бушующий на протяжении многих веков, если не тысячелетий.
«Леонов» балансировал между этими чудесами, и материала для наблюдений хватило бы его экипажу на всю жизнь, однако естественные объекты системы Юпитера значились в самом конце перечня главных задач. Целью номер один по-прежнему был Большой Брат. Корабли сблизились с ним уже на пять километров, но высадку Таня не разрешала. «Подождем момента, — объясняла она, — когда у нас появится надежный путь отступления. Будем сидеть и наблюдать — пока не откроется стартовое окно. А там посмотрим». Тем временем «Нина» после затяжного восьмичасового падения приземлилась на поверхность Большого Брата. Василий рассчитал массу объекта — та оказалась поразительно малой, всего девятьсот пятьдесят тысяч тонн. Таким образом, его плотность примерно равнялась плотности воздуха. Возможно, он был пустотелым; излюбленной темой дискуссий стало его предполагаемое содержимое.
Было и много мелких, повседневных забот. Они отнимали почти все время, хотя Курноу добился-таки своего: убедил Таню в надежности центрифуги «Дискавери». Теперь корабли соединял гибкий туннель, и сообщение между ними значительно облегчилось. Отпала необходимость одевать скафандры и выходить в открытый космос; это устраивало всех, кроме Макса, который любил упражняться в пустоте со своим «помелом». Нововведение не коснулось лишь Чандры и Терновского — те давно переселились на «Дискавери» и работали круглосуточно, продолжая свой бесконечный, по всей видимости, диалог с ЭАЛом. Каждый день их непременно спрашивали: «Когда же вы кончите?» — но они не связывали себя обещаниями.